История #5 - Спектр

[the-neverending-story]

6:00.
В темноте мерцают угловатые цифры.
Мне не нужно смотреть на время, чтобы знать, сколько часов прошло. Ровно шесть. Иногда мне хочется задержаться дольше, иногда - наоборот, но я придерживаюсь правила. Шести часов достаточно для того, чтобы почувствовать мир, попробовать другую жизнь на вкус. Недостаточно, чтобы заскучать, попасть в настоящие неприятности или просто привязаться.
И, разумеется, никогда не повторяться.

Я потерялся в том мире.
В первое мгновение мне пришлось закрыть глаза, чтобы сохранить сознание. Я пошатнулся, наткнулся спиной на шершавую стену и медленно по ней сполз. От земли шел жар, от стены - приятная прохлада. Чуткое обоняние ловило десятки незнакомых запахов, острых, волнующих. Дерево. Специи. Кожа. Камень. Какие-то травы. Звери. Звуки едва не оглушили меня. Лишь через несколько минут я понял, что начинаю различать отдельные слова.
В Клетке ничем не пахло. Вентиляционные системы работали идеально. Иногда я сам залезал в настройки, чтобы наполнить комнаты какими-то ароматами - цветочного луга, как утверждало меню, хвойного леса, пшеничного поля, степи или моря.
А еще единственным источником звука там оставался я один. Ныне и присно. Во веки веков.
Цветом Хейна был красный.

...

Ему принадлежали самые яркие, насыщенные краски, самые странные танцы и изощренные развлечения, самые страстные объятия и поцелуи. Бронзовая кожа красавиц. Золотые браслеты на стройных ногах. Черные волосы, неизменно заплетенные во множество кос. Одеяния - красные, коричневые, оранжевые, золотые, многослойные и легкие. Яблоки с корицей. Густое вино, чуть разбавленное водой из родника. Желтоватый дым кальяна. И все - только его.
Хейн был самим воплощением жизни.
За несколько часов я прожил будто семь сеансов без перерыва. Время еще оставалось, однако разум требовал тишины и покоя. Ноги сами понесли к меня домой - к аккуратному светлому зданию непривычного вида, больше напоминающему на храм, чем на чье-то жилище.
У калитки меня встречала Сеххет, на фоне высокой изгороди казавшаяся совсем крохой. Ее хвост обеспокоенно метался из стороны в сторону. Вечно волновалась по пустякам. Ведь не первый раз гуляю, давно пора привыкнуть. Я поднял ее и закружил, но не услышал радостного смеха, как всегда. Только одно "Опусти", негромкое и спокойное.
И мир померк. Маленькая девочка с белыми глазами просто смотрела на меня, а мне хотелось провалиться сквозь землю. Маленькая девочка с белыми глазами и косами. Любимая сестренка, опять забывшая надеть сандалии. Босая будущая жрица Меттсех. Ее лицо не выражало ничего, но лучше бы она накинулась на меня с кулаками и яростными обвинениями. Разрыдалась и сбежала. Сказала бы что-нибудь милое и глупое, я бы ответил в том же духе, неловко пытаясь скрыть, как отлегло от сердца.
Наверное, я пытался что-то объяснить, обратить все в шутку, возразить, но я не помню своих слов - лишь ее тихий голос.
- Ты не мой брат.
- Уходи.
- Монстр.

Море должно быть синим. Черным, белым, сиреневым, зеленым, на худой конец! Каких-нибудь успокаивающих тонов, чтобы можно было просто дать сознанию в нем потонуть, а очнуться уже кем-то новым, умиротворенным - уморетворенным - чистым и свободным.
Оранжевое море Ольвии плевать хотело на мои желания.
Оно злило меня. Наверняка намеренно! Смеялось над моими бедами. Я не оставалась в долгу - пинала волны, швыряла в него камни и передразнивала пение самым гнусным образом. Мы с морем одинаково не нравились друг другу, но никуда не могли деться.
Те слова еще звенели в ушах. Чудились в шелесте.
Я не монстр!
Я не монстр.
Просто так получилось. Никто ведь не виноват, что появился на свет, правильно? Если кто и виноват, то тот, кто тому поспособствовал. Я не просила себя создавать именно так, как есть, с этим странным телом, одновременно похожим и непохожим на те, что предоставляла мне система.
Ведь не просила же?
Я пнула попавшийся под ноги камешек - тот проскакал метра полтора и увяз в песке. Вслед за ним в песке увяз каблук. Тоже мне, нашел момент. Не раздумывая больше ни мгновения, я стащила туфли и швырнула их тут же. Дурацкая обувь! Кто такое придумывает? А еще интереснее, зачем она носит! Она высокая, выше многих девушек. Можно позволить себе что-нибудь удобное.
Она красива, но почему-то считает иначе. Я точно знаю, слишком обширен опыт, чтобы ошибаться в таких вещах. Ее тело не слишком удобно для меня, гибкое и стройное, но непривычно неловкое. У этого вида нет ни хвоста, ни дополнительных конечностей, зубы такие тупые, что даже дерево не могут прокусить, . И все же мне нравилось ловить ее - свои - отражения в зеркалах, стеклах и воде.
Оранжевое море бушевало и злилось, оно не желало отражать меня, как и что угодно еще, кроме нежного персикового неба, ленивых облаков и двух солнц.
Городские фонтаны отнеслись ко мне благосклоннее.
Холодная вода никуда не спешила, ни о чем не волновалась и с равнодушием повелительницы сущего позволяла разглядывать в ней себя. У отражения была золотая кожа, как у жителей Хейна, узкое лицо, оранжевые глаза с кошачьим разрезом и того же цвета длинные волосы. На Ольвии их не собирали в прически. На шее тонкими линиями обозначались шрамы. Чуть ниже сплетался темный узор, которого я никогда не замечала раньше.
Я склонилась, чтобы рассмотреть внимательнее... и отражение улыбнулось мне.
- Самоубийца, что ли? - едва слышно фыркнул кто-то за моей спиной. Я и не подумала оборачиваться. Сквозь временный образ проступили другие черты, болезненно похожие на мои собственные - те, что я видела каждый раз, когда система возвращала меня домой, в Клетку, в пустой и совершенный мой мир.
Может быть, есть кто-то еще?
Нет. Об этом нельзя думать. Никогда. Начав думать, начнешь надеяться, но иголку в стоге стена найти проще, ведь нужен лишь хороший детектор металла. Детекторов не существует, одни лишь выдумки и домыслы. Если бы мое присутствие было так легко определить, меня бы называли чудовищем гораздо чаще... изгоняли... пытались изучить... могли бы предоставить хоть какие-то сведения!
Я выпрямилась.
- Приходи ко мне еще, - предложило отражение.
- Ни за что, - сказала я.
И пришла на следующий день.

Кровь и цветы имели один цвет. Кровь и солнце тоже имели один цвет.
Желтый. Ярко-желтый с легкой прозеленью, один из тех оттенков, которые я не любил в любом мире и виде. Он неприятно резал глаза и вызывал смутные воспоминания о чем-то... о чем-то, что оставалось недоступным уже десятилетия.
Никто не составил для меня инструкции к себе, пояснительной записки, из которой я бы понял, что, нагх возьми, такое представляю, зачем нужна система, почему очнулся уже взрослым, в одиночестве - и в Клетке.
Мне стоило подать какой-то сигнал, позвать на помощь, попытаться добраться хоть до кого-нибудь, не так уж плохо я и выглядел, чтобы отказывать в спасении, но не хотелось даже шевелиться. Зачем мне спасение? Я умирал не в первый раз. Первый был тогда, когда я поддался созданию оранжевой ольвийской воды. Приходил снова и снова, не знаю, зачем и почему, на что рассчитывал, о чем думал. Что случилось с моим разумом? Может, что-то из особенностей ольвийской - или женской - анатомии повлияло на сознание сильнее, чем обычно?
Чушь. Хорошее оправдание. Хорошее предположение - только я сделал это снова. Нарушил принятые правила, созданные для того, чтобы ограждать от подобных случаев. Продолжал нарушать.
Тогда я умирал не так долго. Воздух в легких кончается быстрее крови в венах. Было куда страшнее, когда я еще не знал, что снова очнусь в саркофаге, как всегда. Как будто не произошло ничего особенного. Каждое мгновение жизни казалось чем-то невероятно ценным, что нельзя упускать, не прожив полностью, а теперь я испытывал скорее скуку. Скорее бы закончилось.
Я бы мог просто уйти, уступить сомнительную радость медленной смерти настоящему владельцу тела. Так просто. Совершенно нечестно. В том, что это произошло - лишь моя вина, мне и нести ответственность. Ему тоже было бы страшно. Возможно, он даже бы сумел найти помощь... зачем? Его все равно уже ничто хорошее не ждало бы в этом мире. Я все испортил. Как всегда.
Аста встретила меня с редким гостеприимством.
Я полюбил ее мягкий климат, широкие чистые мостовые и высокие здания из белого с прожилками камня, купола храмов, неспешные прогулки перед сном, практически обязательные для всех добропорядочных граждан, длинные разговоры о политике и торговле за чашкой асури, песчаные пляжи и совершенно правильное море - синее, спокойное, как и должно быть.
И жизнь такая, как и должна быть. Четкая, предписанная, понятная. Я стал старший сыном знаменитого отца, превосходным воином, вся жизнь которого уже была прописана чьей-то умелой рукой. Возможно, он не замечал этого. Возможно, для него не имело значения. Возможно, ему нравилось и так.
А я не выдержал.
Его биография закончилась словами "В результате временного помешательства, по всей видисости связанного с волнениями из-за назначения на новый важный пост, заявил, будто рабыня из нечеловеческого рода подвергается насилию и достойна тех же прав, что и люди, вызвал равного себе на Альхмедда мед Амура на дуэль и трагически погиб".

Аллери напоминала мне Хейн.
Лес, бесконечный лес - от горизонта до горизонта. Деревья-великаны ростом с многоэтажные здания других миров, холодные реки, текущие между стволами. Солнце как приз и божество - оно так редко появлялось между тесно сплетенными ветвями, что казалось благоприятным знаком даже мне.
Совсем иные цвета, иные звуки и запахи, но нечто похожее в атмосфере. Та же жизнь в ярчайших ее проявлениях. Движение, не замирающее ни на мгновение. И я - в стороне от него. Мне все еще хотелось быть частью чего-то, этого веселого потока, обычных человеческих забот и тревог, бояться смерти и искренне считать, что жизнь дается одна и нужно успеть познать ее во всех проявлениях.
Я оставалась в стороне и пробовала лишь самые лакомые ее кусочки.
Все тяжелее давалось понимание того, что кого-то действительно может беспокоить цвет ветвей, из которых сплетен дом, вернется ли ребенок с прогулки вовремя или на час позже, где следует праздновать новый оборот и не начнется ли война со дня на день. Часть бытия для кого-то, мне это казалось веселой игрой. Но я не могла к ней присоединиться - правила не распространялись на меня.
Поэтому я устраивала игры для других.
Я много ошибалась сначала и, может, успела извратить еще множество чужих историй - однако тогда меня не слишком это волновало. Игра есть игра! К чему так волноваться? Быть может, все и живут так же, как и я, только начинают от самого рождения и потому теряют память. А потом просыпаются в своих Клетках и удивляются, как же так получилось. И пробуют снова, чтобы на этот-то раз прожить уже правильно, грамотно используя полученный опыт.
Мои таланты не остались незамеченными. На Аллери считалось, что война - дело мужчин, однако составить верную стратегию может лишь женщина. Уважаемое, высокооплачиваемое, рискованное дело. Стратеги никогда не жили долго. Они знали слишком много, умели слишком много. Каждому правителю рано или поздно приходило в голову, что опасно держать такого человека поблизости. Затраты на обучение всегда казались меньшей ценой, чем потеря контроля.
Или иллюзии контроля.
На одном из торжественных приемов мне подали чашу с ядом. Я выпила ее.

Мне попытались снести голову в первый же момент.
Чтобы привыкнуть к новому телу, требовалось по меньшей мере пять минут. За спешкой всегда следовала мощная сенсорная перегрузка, а раза два или три меня и вовсе выкидывало обратно. Я просыпался в саркофаге и в самом паршивом настроении. Не помню, как мне удалось сохранить сознание и что я делал какое-то время потом, толком пришел в себя я на грязном полу в доме без дверей, окон и крыши. Из левого уха капала кровь.
Воздух был наполнен отравой.
Здания из голубого стекла осыпались на землю в совершенной тишине. В тишине под слабыми дуновениями ветра шевелилась синеватая трава, которую то и дело перемежали обожженные проплешины. По небу плыли белые кучерявые облака, тогда как случаю больше подобрали грозовые тучи или по-зимнему низкое серое небо.
Ивери приветствовала меня войной.
Я отдал ей дань, оставив за собой дорогу из мертвецов, остался жив, лишившись только пары пальцев на левой руке, которые легко заменил протезом. И глаза. С ним дело обстояло сложнее, зато я нашел себе занятие по нраву. Наука увлекла меня.
Дала надежду.
Несколько лет безуспешно рыскал в поиске информации о моем виде, параллельно обнаружив несколько способов восстановления глаза за совершенно баснословные суммы. Технологии Ивери имели немало сходства с системами Клетки, что давало какие-то надежды, но первые на пару столетий опаздывали быть вторыми. Лучшее, что я сумел сделать в таких условиях - сотворить новую систему, самообучающийся искусственный интеллект, который сумеет сам обеспечить себя всем необходимым для существования и роста, и найти для меня все нужные сведения. Я ввел все данные, которыми обладал сам. Обозначил задачи - выжить, собрать информацию, создать несколько разнообразных и достоверных версий происхождения, в совешенстве - отыскать других представителей.
Моему созданию требовало время на развитие. Я решил вернуться позже.

Мне следует радоваться, говорила я себе. Мне следует быть счастливой. Так ведь и было сначала, правда? Первый раз за долгую жизнь - всплеск эйфории, захлестнувший целиком, напрочь вымывший из головы все разумные мысли и параноидальные теории.
Я встретила похожего!
Холодный Иверн, где жизнь тяжело давалась даже исконным обитателям, из неуютного местечка, откуда я хотела сбежать еще до окончания обычного временного срока, разом превратился в страну из легенд. Часть сказки о снеге и льде, волшебной истории о том, что чудеса все-таки случаются и даже у чудовищ жизнь может сложиться хорошо.
Мы принадлежали к разным мирам, но находились в схожих ситуациях - чужие тела, чужие миры, законы и правила. Мы рассказывали взахлеб, всё, что помнили, чем могли поделиться, я чертила схемы и один за другим рисовала автопортреты, говорила и слушала. Слушала чаще - я больше знала о других мирах, но сведения обо мне начинались с момента пробуждения. Ничего до этого. Как будто включили компьютер, новенькую систему, никогда не работавшую ранее. Похожему повезло больше.
У него была своя история. Об одиночестве, о любви и потере, как это порой случается. Когда связь просто рвется в одночасье - и ничего не вернуть, не изменить. Склеить можно разбитое, но не горстку праха, унесенную ветром в далекие миры.
Я не любила эту историю. Она не позволяла забыть о том, как все же мы различны. Несмотря на все сходство. Я не знала такой любви. Не верила, что может быть кто-то один такой, подходящий идеально, а если кто-то нравится еще, то он лишь отражает того самого. И не хотела быть отражением. Заменой - тоже. Казалось бы, как может это волновать существо, которое всю жизнь занимается тем, что заменяет кого-то еще? Крадет чьи-то жизни. Способно быть кем угодно. Чем угодно.
Но я никогда не хотела.
В любых образах и телах я оставалась собой. Тем, кто сейчас лежал так далеко, на три четверти погруженный в специальную смесь, подключенный к системе. Он измениться так просто не мог. Он слишком долгое время провел в Клетке, в компании вечности, металлических стен, множества систем и самого себя, чтобы не держаться за последнее.
И вода снова становилась льдом.
Потому что я больше всего на свете боялась потерять себя. Потому что я все равно никогда не смогла бы выбраться из Клетки. Потому что нас стоило бы назвать искаженными отражениями друг друга, а я никогда не любила себя настолько... чтобы продолжать любить.
Однажды проснувшись, я поняла, что больше не могу.
И вернулась в Клетку.

Я больше никого не искал.
Как и тогда, в мире Ольвии, все, чего я хотел - покоя. Забраться на самую высокую из гор, которую даже профессионалы без соответствующей экипировки не рискуют покорять, не то что неумелые тощие мальчишки, улечься на фиолетовый камень, подсунув под голову свернутую куртку. Я давно научился заставлять - убеждать - уговаривать - чужие тела следовать моей воле, нарушать законы и убирать ограничения.
Не так уж сложно.
И почти не чувствовал вины за то, что делаю это все с чем-то, принадлежащим кому-то еще. С тем, что, вероятно, придется возвращать. С тем, что никто знает, как распорядится настоящий владелец новообретенными возможностями.
Не так уж важно.
Я впитывал мир. Жил им. Вдыхал и выдыхал. Можно чувствовать одиночество в Клетке, где жизни не было и нет, можно ощущать его в толпе людей или в компании не-своих-друзей, но так сложно страдать от него наедине со стихией.
Я не знал ему названия. Не захотел узнать. Чужие воспоминания преследовали меня и так, я путался в них и порой забывал, кто такой. В Клетке становилось все неуютнее. Порой вспышки панического страха случались в городах, когда чье-то восприятие из сотен тех, кем я был, вдруг брало верх над текущим. Иверн казался кошмаром обитателям Хейна, Аллери пугала прекрасную ольвийку, а этот мир мог бы счесть ужасным любой из них.
Здесь камни дышали. В небе, где один из оттенков синего плавно переходил в другой, вились странные птицы. Деревья лениво переползали с места на место. Какие-то следовали за солнцем, какие-то, напротив, предпочитали держаться от него подальше. Подозрительного вида трава пыталась обвить мою ногу, но мне без труда удалось убедить ее в том, что эта идея не слишком хороша. Все жило.
А люди ничуть не напоминали мне себя.
Кроме, возможно, тяги к уединению - они жили на расстоянии пятнадцати минут хорошего бега друга от друга. Успел проверить, пока удирал из родного моему телу жилища. Никто не погнался, даже внимания не обратили. Никаких вопросов, никаких комментариев, никаких странных взглядов вслед. У них были какие-то свои занятия, таинственные и непонятные для случайного гостя. Никаких дел до чужих странностей и безумств.
Должно быть, всяческие безумства им не свойственны вовсе.
Так я думал, пока не поймал какие-то странные звуки, непохожие на нечто природное, не заметил чьи-то длинные пальцы на самом краю и не обхватил запястье, чтобы вытащить незнакомца на вершину. В какой-то момент мне хотелось разжать пальцы - и долго смотреть, как он будет лететь вниз. Разве так честно? Я хотел побыть один.
Снова один.
- Привет, - сказали мне на языке, который я теперь понимал.
- Добро пожаловать, - ответил я.
Там, далеко, в металлическом саркофаге мое тело могло храниться веками.

6:00.
В темноте мерцают угловатые цифры.
Мелким шрифтом под ними написано: степень выполнения задачи - 17%.
Я наблюдаю, как с тихими щелчками отсоединяются от системы манипуляторы. Медленно, очень медленно. Осторожно шевелю пальцами. По телу словно пробегает электрический ток, возвращая мне контроль... и ощущения. Болят глаза. Болит все. Я чувствую себя слишком слабым, чтобы подняться, не цепляясь за бортики, тогда как раньше мог бы выпрыгнуть и тут же пройтись колесом.
Прошел год. Четырнадцать месяцев ассеитского календаря. Таких долгих. Таких коротких. Может быть, в следующий раз мне не захочется возвращаться?
В одном из миров я услышал историю. Странную историю. Толком запомнился из нее только эпизод - о том, как предки людей попробовали плод познания добра и зла, после чего были изгнаны из рая. Не думаю, что тот плод имел какое-то отношение к добру и злу. Он принес только осознание. Понимание. Как следствие - одиночество. Надежду.
И, может быть... что-то еще?