Настольная лампа ярко освещала клавиатуру ноутбука и часть стола, которая была завалена исписанными листами. Девушка отпила горячий крепкий кофе и парой щелчков компьютерной мыши открыла редактор. Пальцы в нерешительности нависли над клавиатурой. Она задумчиво пожевала нижнюю губу – эта дурацкая привычка давно переросла в нечто большее, позволяющее настроиться на одну волну с вдохновением.
— Ну что ж, начнем, — прошептала девушка и, заправив выбившуюся из хвоста прядь за ухо, оглядела еще раз исписанные листы.
...
Хмыкнув, она отложила их в сторону и обратилась к экрану. К тиканью настенных часов присоединились быстрые мягкие прикосновения к клавишам клавиатуры.
«Нет ничего лучше, чем возвращаться поездом домой после тяжелой и утомительной командировки. Именно в долгой дороге можно расслабиться, осознавая, что тебе не надо бежать на очередную пресс-конференцию или на встречу с самым важным на свете человеком. Наконец, появляется время, которое ты можешь посвятить любимым занятиям: чтению книг, просмотру фильмов и даже сну. Ведь тебе не придется вставать посреди ночи, ехать в аэропорт, чтобы взять интервью у главы какой-нибудь крупной компании, который улетает самым ранним рейсом.
В дальних поездках твоя жизнь подчиняется мерному стуку колес, череде станций и коротких прогулок на продолжительных остановках. Нельзя забывать об еще одной, зачастую приятной, составляющей длинных поездок – о попутчиках. Какие истории только не услышишь из уст совершенно незнакомых людей! Эффект попутчика ведь никто не отменял. Слушая рассказы, не устаешь удивляться, насколько фантастической может оказаться жизнь человека: печали и радости, взлеты и падения, поиск и находки – всё это и многое другое смешивается в круговороте времени, действия и лиц.
Эту историю я услышала от очередного попутчика, возвращаясь с продолжительной и тяжелой командировки. Точнее, от попутчицы. Она представилась Сью, хотя, я не уверена, что это её настоящее имя. Но в этом нет ничего страшного – каждый человек имеет право на тайну.
Поезд тронулся от перрона, когда она зашла в купе. Я успела переодеться и с удобством устроилась на своей полке, подложив под спину подушку и разместив на коленях ноутбук.
— Добрый день, — поздоровалась она, тягуче произнеся слова приветствия.
— Добрый, — ответила я, мельком взглянув на неё.
Лицо попутчицы мне показалось смутно знакомым, словно сошедшим с обложки какого-то журнала. Именно так запоминаешь мельком просмотренные глянцевые страницы и тех, кто на них изображен. Наверное, я видела её в одном из ярких печатных изданий, которые пролистывала в газетном киоске, коротая время в ожидании поезда.
Прошло несколько часов, как наш поезд покинул вокзал. Прослушивая записи интервью на диктофоне, я набирала текст – трех дней пути мне должно было хватить, чтобы отдохнуть и закончить отчет, который я собиралась предоставить начальнику по приезду. Периодически я поднимала взгляд на незнакомку, исподтишка разглядывая её поверх экрана. Её красотой и изяществом не возможно было не восхищаться. Каждое движение точно выверено и наполнено грацией и утонченностью. Эта манера была настолько естественной и безупречной, что не имело никакого значения, чем она занимается: перелистывает ли страницы книги, которую читает, или берет бутылку минералки со столика, чтобы утолить жажду. Её черные как смоль волосы были собраны в аккуратную прическу, миндалевидный разрез глаз и чуть смуглая кожа придавали ей экзотичный вид, навевая нечто восточное.
Выполнив запланированное, я решила перекусить.
— Составите мне компанию за чаем? — спросила я попутчицу, выжидающее глядя на неё.
Она медленно подняла томный взгляд темно-карих глаз и несколько секунд разглядывала меня, видимо, оценивая. Потом в её лице произошла резкая перемена, томность спала, и женщина широко улыбнулась, показывая ровные белоснежные, по сравнению с её кожей, зубы.
— Конечно.
Я улыбнулась в ответ. Сбегав за кипятком для чая, мы уселись друг напротив друга. Попутчица достала из своей сумки несколько булочек, я – конфеты. Несколько минут мы сидели молча, каждый думая о своем.
— Вы очень красивая, — неожиданно мой голос озвучил мысль, которая вертелась в голове несколько часов. — В смысле, женщин с вашей внешностью не часто увидишь… — я попыталась оправдаться, но поняла, что сморозила очередную глупость. Куда подевалась моя журналистская бойкость?
Незнакомка подняла тонкую бровь, тем самым выражая удивление.
— Спасибо, — коротко ответила она и, отставив стакан, откинулась спинку.
В купе повисла тишина, нарушаемая стуком колес и бубнением за стенкой.
— Простите, я не хотела вас задеть, — извинилась я, обхватив стакан обеими ладонями. Не дождавшись ответа, я подняла глаза.
Женщина разглядывала меня, улыбаясь.
— Нет, вы не задели меня. Просто… — она устремила взгляд на окно, за которым проплывал небольшой городок. — Просто, за всю свою жизнь я слишком часто слышала эти слова от самых разных людей.
— Разных людей? Думаю, в этом нет ничего удивительного, — тихо ответила я.
По коже пробежали мурашки – я чувствовала, что эффект попутчика, который я так люблю, сработал и в этот раз. Нет, дорогой читатель, я не из корысти, а ради интереса, хотела узнать об этой незнакомке больше. Я не побоюсь сказать, что собирать истории жизни других людей – это моё хобби.
Снова стук колес. В дверь постучала проводница, попросив предъявить билеты. Покончив с формальностями, она удалилась.
— Я расскажу вам одну историю. Ваше право – верить моим словам или списать всё на богатую фантазию особы, находящейся перед вами, — незнакомка нарушила молчание.
Она посмотрела на меня своими темно-карими, глубокими глазами. В них я заметила тень затаенной печали, которая часто сопровождает людей, проживших богатую и насыщенную жизнь.
— Называйте меня Сью, — попросила она и, подобрав под себя ноги, ненадолго задумалась.
Я не торопила её. Пока Сью обдумывала, с чего начать, я выключила ноутбук и спрятала его в сумку. За ним последовал диктофон – многих он отпугивал, сбивая с мысли. В таких случаях нить рассказа терялась и разговор затухал.
— История моей жизни настолько фантастична, что порой я не верю в неё. Но есть вещи, которые напоминают о прошлом. Но мне стоит начать с самого начала, — женщина взяла в руки стакан с остывшим чаем и немного отпила. — Если бы я была писательницей, то назвала бы свой рассказ «То, что после». К концу моего повествования вы поймете, почему именно так.
Я родилась в большом городе, в котором прожила до семи лет. То время я помню смутно, урывками. Но я могу сказать только одно – это было счастливое время. Моя мать была ботаником, отец историком. Я и мои родители любили гулять по выходным в парках, или же выезжать на природу, подальше от шума и пыли. Мама знакомила меня с природой, островки которой удалось сохранить в центре цивилизации. Отец был прекрасным рассказчиком и знатоком в своей области, поэтому, когда я пошла в первый класс, я знала историю получше многих старшеклассников.
Я хорошо помню тот день, когда изменилась жизнь маленькой счастливой девочки. Тогда за мной в школу приехала полицейская машина – в отделении работал брат отца – и меня отвезли в больницу к родителям. Они оба были в тяжелом состоянии. В тот день в торговом центре, где мы постоянно закупали продукты, была заложена бомба. Именно отец нашел её, и он оказался ближе всех, когда сработал детонатор. В нем всегда было что-то геройское… Почему-то я уверена, что он сам бросился на бомбу, чтобы закрыть её своим телом и спасти окружающих, — Сью грустно улыбнулась, — По-крайней мере, я так решила для себя, когда была ребенком. И сейчас я уверена в этом. Через два дня мои родители умерли… Надо сказать, что не самой легкой смертью, — женщина прервала свой рассказ и, поморщившись, сделала глоток чая.
— Еще принести? — спросила я.
Она кивнула. Я приняла протянутый стакан и сбегала к проводнице. Когда я вернулась обратно, на столе оказалось еще несколько булочек.
— Спасибо. После похорон мне предоставили выбор: остаться в городе с папиным братом, у которого была большая семья и маленькая квартирка или же отправиться к бабке, которую я никогда не видела, в далекую, всеми забытую деревеньку, практически на другой конец света. Я выбрала последнее. Город без родителей стал чужим. Семилетней сироте в нем места не было. Дядя пытался меня отговорить, но я настояла на своем. Кто знает, что было бы со мной, если бы я осталась в родном городе, — на лице Сью показалась легкая печальная улыбка.
Я поняла, что она не раз и не два задумывалась над этим вопросом.
— Я приехала к бабке. Их деревенька находилась на границе двух государств, между которыми нередко возникали конфликты. Место, где она жила, мне показалось настолько диким, что первое время я желала сбежать обратно в город. Полное отсутствие прелестей цивилизации. Мы мылись в большом деревянном корыте, предварительно натаскав и нагрев воду. По-моему, один или два раза в неделю, но я старалась чаще. Особенно, после работы в огороде или перед поездками в город. Ни о какой электронике речи и не шло – из всех приборов современности там был лишь старый, дряхлый радиоприемник, который работал невесть от чего, поскольку электричества в доме, так же как и во всей деревушке, проведено не было.
Ближайший город находился в 120 километрах. Меня это потрясло, поскольку я должна была ходить в школу, учиться, узнавать что-то новое. Да, я очень любила учиться, и с возрастом эта любовь, привитая родителями, не угасла.
Раз в неделю туда ездил пожилой мужчина. Имени его я не вспомню. Он продавал корзинки ручной работы, которые пользовались большим спросом у городских жителей. И я ездила вместе с ним. Помню, как приехала в первый раз в незнакомый город, в незнакомую школу, чтобы просить о предоставлении комнаты, в которой я смогла бы жить, и о принятии меня в школу. Смешная была картина. Семилетняя девочка, испуганная, но полная решимости требует что-то и говорит о каких-то взрослых вещах, которые не касаются её сверстников. Мне отказали. Сказали, чтобы приходила с родителями. На мои слова, что родителей больше нет, они качали головой и просили привести опекуна. Я пыталась уговорить бабку, но та, когда дела не касались её, притворялась глухой и немой.
Я была очень расстроена, да что там, убита сложившимися обстоятельствами. Несмотря на юный возраст, я понимала всю серьезность своего положения. Мне не улыбалась перспектива остаться на всю жизнь в той глухомани. И я решила заниматься сама. Брала раз в неделю книги в небольшой библиотеке и каждый вечер училась. Благо, читать и писать умела.
Первые несколько месяцев бабка меня не трогала. То, что она знала о моем существовании, говорили только приемы пищи: она накрывала стол на двоих. По истечении первых месяцев у меня появилась работа. Бабка поручала мне мелкие дела, гася мои порывы, когда я пыталась помочь ей с готовкой или прядением. Ах, да! — Сью легонько стукнула себя по лбу. Я заворожено проследила за этим жестом. — Бабка пряла очень качественные нити из шерсти овец, которых разводили в тех краях. Пряжа задорого раскупалась в городе.
Я кивнула. Сью была хорошей рассказчицей. Её неторопливая, размеренная речь, жесты, подчеркивающие определенные слова, оставляли глубокие отпечатки в моей памяти.
— Так прошло три года. Я освоилась с деревенской жизнью, где всё подчиняется солнцу. С его восходом я вставала, приветствуя новый день. Постепенно бабка стала лучше относиться ко мне. Поручала разные дела, начиная от прополки грядок и заканчивая приготовлением еды. А еще она научила меня прясть. Как же болели первое время пальцы! На одном из них даже остался след, — Сью подняла к глазам ладонь левой руки и посмотрела на свои пальцы.
Потом протянула руку ко мне. В этот момент она была похожа на маленькую девочку, которая решила доверить своё сокровище понравившемуся взрослому. Я взглянула на её ладонь. На указательном пальце была видная тонкая белая полоска, а кожа была затерта до блеска. На безымянном я заметила тонкое золотое кольцо с надписью, похожей на арабские письмена.
— Сколько времени прошло, а этот след не исчезает. Он первая мелочь, которая напоминает мне о том, что всё произошедшее в действительности было, — женщина убрала руку.
Она замолчала ненадолго, припоминая что-то. Об этом говорили сдвинутые к переносице тонкие брови. Я не торопила её, пытаясь представить, каково это – лишиться родителей, жить в Богом забытой деревушке, вдали от цивилизации, после того, как вкусил её плоды.
— За прошедшие три года я завела нескольких друзей, которых навещала время от времени. У некоторых оставалась на целую неделю до следующего приезда пожилого мужчины. Но странным образом меня немного тяготило постоянное общество людей, поэтому я с радостью возвращалась в свой тихий угол. Садилась за прялку или шла пасти овец – эти занятия упорядочивали мои мысли, которые пребывали в хаосе после городской жизни.
Я очень много читала. Не только школьную литературу, но и художественную. Много-много художественной. С книгами расставалась, лишь когда шла в огород, и то только потому, что боялась испачкать их. Нередко бабка ворчала из-за этого. И обычно её ворчание перерастало в историю. Как же она их рассказывала! Это нужно самой слышать, чтобы понять, что я имею в виду, — Сью прикрыла глаза и улыбнулась, припоминая, видимо, одну из них. — Она была очень умным человеком, несмотря на свою нелюдимость и неразговорчивость.
— Остановка полтора часа, — раздался голос проводницы за дверью.
Я обратилась к окну. День подходил к концу. Смеркалось. Быстро же время пролетело!
— Я бы хотела прогуляться. Составите мне компанию? — спросила Сью, поднимаясь на ноги.
Она накинула плащ поверх спортивного костюма и вышла из купе в мягких спортивных тапочках.
Похоже, она не собиралась дожидаться моего ответа. Её вопрос был продиктован вежливостью, но отрицательного ответа он не подразумевал. Поэтому я, чуть нахмурившись, застегнула спортивную куртку, завязала шнурки на кроссовках и вышла за женщиной.
Свежий воздух бодрил, а неспешный шаг разгонял застоявшуюся кровь.
— Моё пребывание в деревушке было самым спокойным временем в моей жизни, — неожиданно начала Сью, — Я столько всего узнала и почерпнула из книг. Я скучала по родителям, горевала, но не настолько, чтобы забыть о жизни.
Потом всё изменилось. Судьба снова сделала крутой поворот. Я уже говорила, что деревушка, где жила бабка, находилась на границе двух государств. Между ними возникали конфликты, которые нередко отражались на жизни мирных людей.
Они пришли с автоматами и огнем. Спалили деревню, перебили стариков. И постоянно кричали: «Как вы поступили с нашими родными, так и мы поступим с вашими. Они ничуть не лучше. Эти старики отвечают за ваши проступки и вашу жестокость». Я не знаю, что они хотели сказать этими словами, до кого пытались докричаться. Ведь в округе не было ни одного военного. Думаю, об уничтожении деревушки узнали лишь через несколько недель, ведь пожилой мужчина перестал приезжать в город со своими замечательными корзинками.
Бабка пыталась меня спрятать, уберечь от смерти. Она закрыла меня в подполе, откуда я должна была бежать, когда всё утихнет. Но она не знала, что дома начнут жечь. Боясь задохнуться, я выскочила из своего убежища прямо в руки головорезов. Они не стали меня убивать. Почему? На этот вопрос я так и не нашла ответа.
Вдалеке прогудел поезд.
— Нам пора возвращаться, — произнесла я.
Последние лучи заходящего солнца прощально сверкнули за горизонтом. Небо затянулось тучами, словно внемля рассказу Сью. На землю упали первые капли. Мы добежали до поезда под проливным дождем.
—Надо переодеться. Я промокла как мышь, упавшая в лужу, — хмыкнув, сказала я и, сняв промокшую куртку, стала рыться в сумке. Найдя нужные вещи, я вопросительно посмотрела на попутчицу.
— Можете здесь переодеваться. Я не против, — произнесла Сью и, махнув рукой, взяла со столика книгу. Пока я искала одежду, она успела переодеться в сухое.
Я снова нахмурилась, удивляясь поведению этой женщины. Величественность, пренебрежение и вежливость образовывали странный коктейль, вкус которого невозможно было определить.
«Вы совсем не просты, Сью. Какая же загадка скрыта в вашей истории?» — думала я, стягивая с себя мокрую одежду, прилипшую к телу.
Закончив с переодеванием, я вернулась на свою полку и выжидающе уставилась на попутчицу. Она словно не замечала этого. Не выдержав, я задала вопрос:
— Вы сказали, что головорезы, напавшие на деревушку, вас пощадили. Что было с вами потом?
Сью ответила не сразу. Она не спеша дочитала страницу, отложила книгу в сторону и только потом обратила ко мне взгляд темно-карих глаз, обрамленных густыми длинными ресницами.
— Меня продали, — чуть пожав плечами, ответила женщина.
— Но торговля людьми запрещена законом… — я попыталась возразить, но глубокий и чувственный смех Сью заставил меня замолчать.
— Вы действительно думаете, что всё, что запрещено законом не имеет места быть? — поинтересовалась она. В её глазах плясали веселые искорки.
— Я понимаю, что закон во многом не соблюдается, но это… — я скрестила руки на груди.
Её смех задел за живое. Она выставила меня несмышленой девочкой, наивность которой граничила со слепой верой в справедливость и идеалы. Сью заметила мою перемену и перестала улыбаться. Её лицо сразу же посуровело.
— Теперь моя очередь извиняться. Я не хотела задеть вас, — серьезно произнесла она, — Если позволите, я продолжу свой рассказ.
Я кивнула.
— Они продали меня за тысячу франков – эта была самая низкая цена, которою можно было бы предложить за десятилетнюю девочку. Меня и еще девять девочек и четырех мальчишек погрузили на судно. Самой старшей из нас было тринадцать, самой младшей шесть. Практически всё плавание мы провели в грузовом отсеке, где каждого из нас приковали цепью к стене и спрятали за ящики. Мне очень неприятно вспоминать то, что я пережила там, поэтому постараюсь рассказать как можно кратче.
Несмотря на тяжелые лишения, морскую болезнь, мучавшую меня по первой, я смогла подружиться почти со всеми ребятами. Умение рассказывать, доставшееся от отца, и моя начитанность скрашивали долго тянущиеся дни. Когда наша плавающая тюрьма останавливалась у причала какого-нибудь города, нам завязывали глаза, выводили на воздух, вели или везли на рынок и продавали как рабов. Понятное дело, что эти рынки были скрыты от общественных глаз, но всё равно на них порой было слишком много покупателей. Были другие дети, разговоры которых раздавались с другого конца отсека, но мы ни разу их не видели. Постепенно наша компания уменьшалась. На второй месяц плавания кроме меня осталось еще три девочки и два мальчика. С одним из них я особенно сблизилась. Он стал мне как брат, которого у меня никогда не было.
На очередной продаже мы пытались сбежать. Второй мальчишка смог украсть у нашего надзирателя ключ от наручников, которые цепляли на нас на время торгов. Попытка не удалась, и мы здорово поплатились за это. Работорговец, исхлестал нас плетью до полусмерти. Самая младшая из нас умерла после продолжительной лихорадки, а девочки и я несколько дней лежали в бреду. Мой Брат, я буду называть его так, выхаживал нас, защищая от нападок надзирателя и требуя положенный кусок хлеба и стакан воды. Второго мальчика не было, когда я очнулась – его отвели к хозяину через пару дней после неудачного побега. Когда он появился, на его руках не доставало нескольких пальцев и ему отрезали язык.
Тело умершей девочки осталось рядом с нами. Мы просили убрать его, поскольку запах разлагающейся плоти выедал глаза и не давал вздохнуть в без того душном, пропитанном различными запахами, замкнутом отсеке. Но наш хозяин отказал в просьбе, сказав, что мы сами обрекли её на смерть. Тогда мы завернули тело младшей в один из брезентов, которым были накрыты ящики, и отодвинули как можно дальше от себя. Дышать стало легче, но ощущение рядом с тобой мертвого человека навсегда отпечаталось в моей памяти.
Сью сидела с широко раскрытыми невидящими глазами, поджав к себе ноги.
К моему горлу подступил тошнотворный комок. Я не могла представить, что еще пришлось ей пережить за те несколько страшных месяцев, ведь она рассказывала только основное.
— Время, проведенное на судне оставило о себе воспоминание – след от бича, которым нас бил работорговец. Он протягивается тонкой почти незаметной ниточкой вдоль позвоночника от крестца до лопаток.
Нашего хозяина постигло несчастье. На плавучую тюрьму напали пираты. Не стоит удивляться. Пускай их многие считают пережитком прошлого, но у них совершенно другое мнение. Всех членов экипажа убили, детей перевели на другое судно. В принципе, наша новая жизнь практически ничем не отличалась от прошлой, разве что только кормили чуть лучше. Двух девочек из моей компании купили на одном из многочисленных рынках. Со мной остались только Брат и второй мальчишка. К тому времени наша троица страстно желала вырваться из железного плена. Мы знали, на что смотрят, когда выбирают товар, поэтому старались продемонстрировать все свои умения, привлечь внимание покупателя, — женщина ухмыльнулась, но ухмылка быстро сползла с её лица. — Это было очень сложно, поскольку мы все были очень костлявы и некрасивы – с полученных ран только сошло воспаление и длинные змеинообразные отметки затянулись непривлекательными корочками.
Меня купили первой. То была немолодая, но привлекательная, дородная женщина. Да что говорить! Она мне показалась тогда самым прекрасным существом на земле! Моя цена была намного меньше предыдущей – 200 франков – меня продали почти даром. Когда мы отошли в сторону от площадки, на которой сидели другие дети, я, не раздумывая, попросила её купить Брата и второго мальчишку. Я поняла, что не могу оставить их здесь, несмотря на то, что Брат с явным облегчением на лице улыбался мне и кивал, когда расстегивали мои наручники. Эта женщина проявила милосердие, на которое я не надеялась. Мало того, что она поняла мой родной язык, так еще и купила обоих мальчишек, несмотря на то, что у второго не хватало пальцев, и он был немым. «От вас будет толк», - сказала она тогда им. Как в воду глядела.
Нас снова погрузили на судно. Но в этот раз всё было по-другому. По-сравнению с прошлыми разами, с нами обращались по-королевски: спали мы в чистых постелях, раз в три дня принимали ванну, ели ровно столько, что через непродолжительное время стали походить на наших сверстников, которые жили спокойной жизнью. Конечно, это было не безвозмездно. Мальчики помогали членам экипажа, я же была всё время при женщине. Постоянное пребывание на морском воздухе прекрасно сказалось на нашем здоровье. Исчезла болезненная бледность, мы окрепли, немного загорели, глаза стали живыми и яркими. Тогда я не особо задумывалась о том, что мы снова стали подневольными – я наслаждалась настоящим. К тому времени мне стукнуло одиннадцать.
Благодаря моей способности быстро учиться, я бегло научилась говорить на арабском языке – именно на нем говорила женщина. На мои вопросы о месте назначения, она только улыбалась и качала головой. Три недели, проведенные в этом раю, пронеслись так быстро, что я не успела сполна насладиться ими. Мы прибыли в восточную страну, название которой я упоминать не буду.
Я зевнула, прикрыв рот ладонью. Время было позднее, хотя правильней было сказать – ранее. На часах была половина пятого утра. Ночь прошла мимо нас, не задерживаясь, чтобы послушать страшную историю детства моей попутчицы.
— Думаю, нам надо поспать, — предложила Сью, снимая покрывало с постели.
Я последовала её примеру.
***
—Как только мы ступили на берег восточной земли, нашу троицу разъединили. Меня повели в большое здание, которое оказалось очередным рынком. Я взвыла. Надежда на то, что настала спокойная жизнь, рушилась на глазах. Я даже предприняла попытку сбежать, но купившая меня женщина цепко ухватилась за мой локоть и не выпускала, пока мы не вошли в небольшую комнатку, где мне было приказано раздеваться. Я выполнила приказание. Женщина втерла мне в спину, руки и ноги какую-то массу, которая скрыла мои некрасивые нитеобразные шрамы. Затем мне выдали комплект одежды, который я незамедлительно надела. Наряд был прост – платье до пят из черного льна с вшитым корсетом отделанным золотистой вышивкой. Корсет был необходим не для того, чтобы подтянуть мою фигуру, а скорее для того, чтобы поднять, только начавшую формироваться грудь. Женщина быстро заплела мои волосы в незамысловатую прическу, закрепила большую заколку в форме черно-белой линии. Глаза она подвела мне угольно-черным карандашом, отчего мои темно-карие глаза стали казаться еще темнее. Матовый блеск выделили губы. Только потом мне позволили посмотреться в зеркало.
С высоты прожитых лет я могу сказать, что у дамы, спасшей меня, был неплохой вкус. Она сделала акцент на глаза и волосы, легкую смуглость кожи. Мой образ был хрупким и легким, обещающим. В тот момент я не чувствовала себя одиннадцатилетней девочкой, поскольку передо мной стояла девушка с серьезными глазами и со взглядом, который говорил: «Я повидала многое! Вам меня не сломать!».
Настало время обеда, а в нашем случае – второго завтрака. Мы со Сью проспали до полудня – нас разбудил стук в дверь. Пришли контролеры проверять билеты. Решив, что не стоит больше ложиться спать, мы снова стали пить чай. Кажется, за ту поездку я выпила этого напитка больше, чем когда-либо.
— Меня купили в первый час торговли. Это была сгорбленная иссушенная дама, которая отдала за меня 1500 франков, хотя предложенная изначально цена была в 3 раза выше. Женщине, спасшей меня, пришлось пойти на уступки, поскольку, один из покупателей сказал ей, что «за такую худобу и кости и 100 франков не дадут».
Дама, я назову её Илия, долго рассматривала меня, затем потребовала показать моё тело. Она знающе провела узловатым пальцем по моей спине, стирая слой пудры, потом развернула к себе и долго смотрела в глаза. Я не отвела взгляда. Что-то настойчиво твердило мне, что не стоит этого делать. Одобрительно хмыкнув, Илия отошла к продавщице, приказав мне одеваться. Через несколько минут она вернулась и, взяв меня под руку, отвела обратно в маленькую комнату. Там выдала мне чадру и широкое одеяние, чтобы я укрылась от чужих глаз. И мы пошли по улицам знойного восточного города. У неё были большие планы на меня. «Своей красотой ты покоришь наш Сераль!» - так говорила она, а я только удивлялась, не понимая смысла произнесенных слов.
Она привела меня во дворец. Честное слово, тогда он показался мне именно таким. Высокие ворота закрывали проход во внутренний двор. На посту стоял мужчина, больше похожий на мальчишку-переростка, и голос у него был мальчишеский: звонкий и сильный. «А, привела новую девочку Илия?» — спросил он тогда у дамы. Она в ответ только кивнула и подтолкнула меня в спину, приказав следовать за собой. Мы вошли в небольшую боковую дверь, которую я не заметила сначала. Там стоял еще один мальчикоподобный мужчина. «Илия, сегодня много кого привели! Боюсь, твоей костлявой девочке не будет здесь места», — произнес он, рассматривая меня, пока я снимала верхнюю одежду. «Посмотрим», — коротко ответила Илия и, взяв меня под локоть вывела на улицу. За первой стеной, примерно в пятистах метрах, оказалась вторая. Пространство между ними было заполнено низенькими домиками, в которых жили служащие Сераля: садовник и его помощники, сапожник, швеи, мелкий обслуживающий персонал и, даже, ювелир. Поднявшись в некрутую горку, мы подошли ко вторым воротам, которые были окованы железом. Они были меньше первых, и их открыли перед нами двое мужчин.
Центральная аллея, усаженная необычными деревьями, которые образовывали тенистый коридор, убегала к главному зданию. От неё разветвлялись то вправо, то влево небольшие дорожки, вымощенные белым мрамором. Илия потянула меня к одному из строений, которое находилось справа от дороги. Мы прошли под несколькими арками и попали во внутренний двор. От увиденного захватило дух.
Вокруг раскинулся великолепный сад, пестреющий разными цветами и наполненный искушающими запахами. Я старалась вобрать в себя всю его красоту, пока мы шли по вымещенной белоснежным камнем и отполированной до блеска дорожке. Казалось, здесь собраны все растения мира! Чуть поодаль от нас раскинулись гранатовые деревья с низко нависшими сочными гранатами, которые так и тянуло сорвать. Лозы винограда разнообразных сортов и цветов оплетали каменные стены построек, укрывая их серость. Яблоки и абрикосы, сливы, вишни и груши, персики и лимоны – они соблазняли налитыми солнечным светом боками, заставляя сглатывать подступающую слюну. Неимоверно тянуло под сень этих деревьев: расположиться на мягкой, ухоженной траве, скрываясь от палящих лучей солнца, вдыхать аромат цветов и не думать ни о чем. Еще большую притягательность вносили благовонные растения, которые выращивали для красоты и бытовых нужд. Прослужив на благо Сераля больше десяти лет, я не раз собирала лепестки жасмина и розы для духов и благовоний наложниц, фавориток и жен нашего господина. Был в этом саду и пруд. Он расположился посреди небольшого поля лаванды, куда приходили многие девушки и женщины, чтобы обуздать невысказанные мысли и найти умиротворение. В этом пруду нередко появлялись черные лебеди, которые кочевали между водоемами дворца по прорытым каналам, невидимым для незнающего человека.
Сад, по которому провела меня Илия в первый день, был самым большим во дворце. Были и другие, поменьше, но от этого не менее ухоженные и прекрасно цветущие. В одном из них был разведен зверинец. В клетках жили диковинные звери и птицы, о многих из которых я на тот момент даже не слышала.
Сью перевела дух. Она с горящими глазами описывала дворцовый сад, в который попала одиннадцатилетняя девочка. Мне же мерещились запахи, которыми он был наполнен, сочные и яркие плоды, черные лебеди с красными клювами, кочующие по незримым водным каналам на территории дворца.
— У вас такое мечтательное выражение, — я вздрогнула от голоса женщины. Она несколько минут следила за мной томным взглядом.
— Вы так хорошо описываете, что я словно оказалась в этом райском саду, — тихо ответила я, прижимая ладони к горящим щекам.
— Искусство речи было необходимо для выживания в этой райской клетке, — с улыбкой произнесла Сью, — Пойду прогуляюсь.
Она выгнулась как кошка, разминая затекшее от долгого лежания тело. Затем грациозно встала, прихватила заколкой длинные волосы, самодовольно улыбнулась своему отражению в зеркале и покинула купе. Я же, проводив глазами попутчицу, уселась поближе к окну, уставившись туда невидящим взглядом. Мой разум пребывал во власти чудных образов.
***
—Долго же вас не было, Сью, — сказала я, вместо приветствия.
Восточный образ райских садов, созданный несколько часов назад женщиной, поблек.
— Простите, я немного заболталась, — Сью хитро улыбнулась, — Обещаю, что до нашего прибытия, я расскажу вам всю историю.
Я улыбнулась в ответ. Тягучий голос женщины заставлял обращать внимание только на её особу. Поэтому я захлопнула крышку ноутбука с недоделанным отчетом и уселась поудобней.
— На чем я закончила? — спросила Сью, подтягивая к себе ноги.
— Вы описали сад, через который вела вас Илия в первый день, — напомнила я.
— Ах да! Тогда продолжим, — женщина нахмурилась, припоминая что-то. — Илия привела меня к валиде-султан, матери господина, которая распределяла новеньких девочек. Действительно, на фоне остальных я была похожа на тощего котенка с облезлой шерстью. «Илия, где ты достала эту несчастную?» – спросила она у моей попечительницы. «Там же, где и остальные достали своих», - произнесла женщина, не поднимаясь с колен. Валиде-султан подняла меня на ноги, обошла кругом, ощупывая и хмыкая. «Навряд ли из неё получится что-то толковое. В наложницы она точно не попадет – гадкий утенок. Пускай помогает тебе на кухне, но к султану не смей выпускать!» — мать вынесла свой приговор, обрекая меня на долгое общество кухонной утвари и на выполнение грязных поручений.
На кухнях все подчинялись Илии. На этой территории она была кальфой, и в её обязанности входило следить за работой прислуги, которая так или иначе была связана с приготовлением пищи. Под её началом находились сотни рабов, которые безустанно трудились, чтобы удовлетворить потребности Сераля.
Я же стала её преемницей. У меня были преимущества перед другими – в свободное от работы время (его было не очень много) я могла посещать занятия, преподаваемые другими кальфами, которые отвечали за отдельные сферы жизни во дворце. Шесть лет пролетели как один год, смазавшись в непрерывную череду уроков и работы. Казалось, что я наверстываю упущенное время за те четыре года, проведенные практически в полной изоляции. К своим семнадцати годам я научилась многому: искусству проведения чайных и кофейных церемоний, немного танцам и песням, рукодельному мастерству. Моё положение позволяло вырываться из райской клетки во внешний мир, когда моя попечительница посылала меня с поручениями в разные уголки города. Я могла общаться с главным садовником, который, заметив мой интерес к травам и их лечебным свойствам, предложил их изучать. Для домашних цветков гарема, общаться с которыми мог только султан, это было запрещено, — Сью ухмыльнулась, — С большой радостью я ходила на уроки языков и прочих премудростей, которые посещались в основном икбал - фаворитками султана. Простых рабынь к ним не допускали, но Илия умела найти подход к каждой из кальф. Мне же надо было не высовываться и вести себя тихо.
Несмотря на тягу к знаниям, моё взрослеющее тело не могло не привлекать к себе внимание. Мои формы округлились, стали соблазнительными – я часто ловила на себе взгляды евнухов и прохожих на улицах города. И это смущало меня. Еще я старалась следить за своим весом и фигурой, чтобы не «расплываться», как это делали многие наложницы, считая, что «мягкость – самое главное». Волосы, раньше тусклые, стали темнее самых черных оливок, выращиваемых в садах нашего Сераля. Они отросли ниже пояса. Нередко у меня появлялось желание обрезать их, поскольку, выполняя грязную работу, после мне подолгу приходилось их отмывать. Но Илия не позволяла. Карие глаза стали еще глубже и выразительней. После нескольких уроков, полученных у одной из наложниц, я научилась правильно накладывать макияж, подчеркивая только достоинства и скрывая недостатки.
Без должной скромности, я могу утверждать, что была жемчужиной моей кальфы. Она умело направляла энергию, которая била из меня ключом, не позволяя переступать черту, проведенную валиде-султан. Шесть лет она растила меня, как собственную дочь, наставляя и оберегая от интриг, царивших в гареме. Словно выжидала удобного момента. Но долго это продолжаться не могло.
Каждый год кальфы должны были представлять взору матери-султанши или же её заместителю, главной экономке, своих преемниц. Тогда решалась судьба молодых девушек: или они оставались на своем месте, или их приставляли к одной из достопочтенных женщин, которые занимали высокое положение в Серале, или же их отправляли к другой кальфе, считая, что от них будет больше пользы в другой сфере.
Пять лет подряд меня принимала экономка. Правда, без должного интереса, отправляя меня восвояси. Я не была против. Может показаться удивительным, но я не особо стремилась попасть под взор султана, хотя практически все женщины жаждали этого. Я наслаждалась свободой, пускай и ограниченной, впитывая, как губка, премудрости жизни.
На шестой раз меня приняла мать-султанша. Похоже, кто-то нашептал ей о рабыне, свободно посещающей занятия для высшего общества гаремлика.
— Гаремлика? — переспросила я.
— Так называют женскую половину Сераля.
Сью открыла рот, чтобы продолжить рассказ, но тут за дверью раздалось:
— Остановка час.
— Время уже позднее, — произнесла я, смотря на часы. Половина двенадцатого ночи. До места назначения оставалось меньше шестнадцати часов. Второй день, проведенный в рассказе, убежал, как песок сквозь пальцы.
— Не волнуйтесь, я обещала, что расскажу всю историю, — Сью улыбнулась и откинулась на подушку. Она задумчиво потеребила прядь волос, пошевелила губами, словно подбирая слова. — Так вот. Мать-султанша долго и придирчиво осматривала меня. Похоже, она помнила того дранного котенка, которого принесла за пазухой Илия шесть лет назад. «Я же говорила, что из тебя вырастет прекрасный цветок, — она широко улыбалась, хотя глаза её были холодны, — Я хочу поговорить с твоей наставницей. Подожди за дверью». Я повиновалась. Находиться в покоях валиде-султан было не очень приятно – слишком яркая и кричащая обстановка была там. От разнообразных благовоний кружилась голова, и слезились глаза. Нет, я никогда не любила ни её, ни эти комнаты, — Сью поморщилась и повела плечами.
Она снова замолчала. Не вытерпев, я задала вопрос, который несколько часов не давал мне покоя:
— А что же случилось с вашим Братом?
Женщина вздрогнула и подняла на меня взгляд.
— Ты хорошо улавливаешь детали.
Я не знала, было ли это похвалой или просто констатацией факта, но всё равно кивнула.
— Я как раз таки подошла к нему. Я стояла за дверью, дожидаясь Илию. В гаремлике я бывала редко, мимоходом, когда шла на занятия. Поэтому у меня появилась возможность осмотреть здесь всё получше. Я не буду надоедать тебе описаниями архитектурных изысков помещений и их обстановки. На это и дня не хватит.
Мой осмотр прервал подошедший юноша. «Сью, это ты?» — спросил он, всматриваясь в моё лицо. Я же стояла, раскрыв рот. Шесть лет прошло, как мы последний раз виделись. Ему было тогда около пятнадцати. «Что ты здесь делаешь?» — это единственный вопрос, который завладел мной. Ведь если он имел право доступа в гаремлик, это значило только одно. «Я преемник первого евнуха. Через несколько лет он собирается покинуть свой пост», — с добродушной улыбкой произнес Брат. Той самой улыбкой, которая поддерживала меня в нашем нелегком прошлом. «Но как же…?» — еще один вопрос я задать не успела. Илия покинула покои матери и, не сказав ни слова, потянула меня в сторону кухонь. «Увидимся», — Брат на прощание махнул мне рукой и пошел в противоположную сторону.
Тогда я почувствовала себя такой несчастной. И это несчастье сопровождало меня после. Изо дня в день, из года в год. Я не хотела становиться рабыней икбал, но так пожелала валиде-султан. Еще один поворот судьбы.
Моя жизнь теперь вертелась вокруг одного человека. Принеси, подай, сделай это, не делай того. Я лезла из кожи вон, чтобы получить одобрение, но вместо этого слышала: ты плохая рабыня, руки бы оторвать, у твоей попечительницы был дурной вкус, она не смогла тебя научить ничему толковому – очень много нелестных слов я наслушалась от моей хозяйки. Так много, что возненавидела её. О, это ужасное чувство – ненависть. Оно сжигала меня изнутри. Струилось по венам, заменило кровь. Только уважение к Илии удерживало меня от крупных и открытых пакостей. В услужении икбал я была два года. Я научилась юлить, стала двуличной: могла вежливо и, даже, подобострастно смотреть на свою госпожу, при этом придумывая очередной способ испортить ей жизнь. Но её жизнь рухнула без моей подачки, — Сью злобно осклабилась.
Её лицо стало похоже на мордочку хищного юркого зверька. Я судорожно сглотнула, раскрывая еще одну личину моей попутчицы. Но это выражение было мимолетно, и через несколько секунд передо мной снова сидела красавица, притягивающая взгляд своими плавными движениями.
— Султан разрушил её жизнь. Она два года проходила в его фаворитках, но не смогла забеременеть. От таких девушек обычно избавлялись. С моей злобной госпожой было покончено, и я, по сути, должна была вернуться к Илии.
Если честно, я была рада этому. Моя душа требовала исцеления. Мне было противно то чувство, которое завладело мной. Поверь, я желаю тебе никогда не познать его. Ненависть меняет людей. Я не была исключением.
За годы моего служения у икбал я нередко сталкивалась с Братом и каждый раз испытывала жгучий стыд за свою двуличность. Он так открыто приветствовал меня, интересовался моими успехами… Конечно, мне было что ему рассказать, не считая подлянок, но от этого легче не становилось.
Как я уже говорила, я ожидала, что меня отправят к Илии, но этого не случилось. Меня, можно сказать, повысили. Наверное, Брат замолвил словечко перед одной из кадин. Она ждала ребенка и нуждалась в пристальном и внимательном уходе. Я стала прислуживать своей госпоже вместе с другими рабынями и евнухами. Моё сердце несколько смягчилось к ней, поскольку госпожа относилась к нам с уважением, которое было редкостью и высоко ценилось.
Служба продлилась около трех лет. В моем окружении сформировался костяк из самых выносливых и живучих прислужниц – нас невозможно было заменить или сместить, поскольку мы на совесть выполняли свою работу, крепко держась за облюбованное место. К сожалению, постоянная борьба за внимание госпожи привила мне жестокость и хитрость, которую я проявляла по отношению к другим рабыням. С Братом я сталкивалась постоянно, но с каждым разом мне всё труднее было видеть его. Что-то внутри меня надломилось за последние годы услужения, заставив задавить в зародыше то нежное чувство, которое я испытывала к нему.
После рождения ребенка моя госпожа стала второй женой султана. Тогда-то я впервые и увидела своего господина. До сих пор не могу понять, как за одиннадцать лет, проведенных в Серале, я ни разу не пересекалась с ним, хотя господин был частым гостем в своем саду.
Его считали чудаком за любовь к науке. У него даже была своя лаборатория, в которой он ставил многочисленные эксперименты. Но, несмотря на это, он обладал суровым и крутым нравом. Попасть в его немилость значило подписать себе смертный приговор.
Мне исполнилось двадцать два года, когда Илия предложила мне выйти замуж за одного из аристократов – её знакомого, который положил на меня глаз, увидев мельком на рынке вместе с ней. Она не хотела, чтобы я оставалась еще дольше в Серале, упуская свою молодость и предоставленный шанс. Ведь я не планировала завоевывать внимание султана. Но тогда судьба снова сделала крутой поворот.
Как бы абсурдно это не звучало, но мне пригодились уроки, которые я получила от бабки. Тот сезон выдался очень холодным. С морей постоянно дули пронизывающие ветра, гуляющие сквозняками по коридорам дворца. Многие обитатели Сераля страдали, в лучшем случае, от простуды. Но она очень часто протекала с осложнениями, которые были смертельны. Тогда наш султан объявил, как бы так выразиться… — Сью закатила глаза, подбирая нужное слово, — Конкурс. Да, именно конкурс. Он сказал, что та девушка или женщина, которая сделает своими руками самую теплую вещь, будет вознаграждена по заслугам. Какой же переполох был в гаремлике! Можно было поспорить на счет того, кто больше метался: евнухи, которым были поручены сотни заданий, или же обитательницы, следившие друг за другом.
Тогда я ощутила всю мощь женского соперничества. Те, кто не обладал навыками рукоделия, объединялись небольшими группками и пытались испортить жизнь другим женщинам, не позволяя выбиться вперед. Меня эта участь не миновала. Я спряла из шерсти, привезенной из-за моря, прекрасные нитки, которые потом пустила на вязание накидки для своего господина. Удивительно, что я вообще смогла закончить её. Рукоделием приходилось заниматься по ночам, когда спала госпожа. Было несколько «случайных» несчастных случаев, из-за которых я чуть не свернула себе шею и не лишилась глаз. Недоделанную работу поджигали, резали, крали… Но я всё равно упорно мастерила свой подарок. Приходилось скрываться у Илии, поскольку она была единственным человеком, которому я могла доверять, не считая Брата.
В обозначенный день все сдали свои изделия главному евнуху, который доставил подарки господину. С каким же желанием все ожидали его ответа. Но султан снова повел себя не так, как предполагалось. «Вы все прекрасно потрудились! Но я не смог среди вас выбрать одну единственную, которая отличилась!» — голос Сью был наполнен горечью.
— Было обидно? — спросила я у неё.
Она криво улыбнулась и кивнула.
— Да, было очень обидно. Даже те, кто ничего не делал, не испытывали торжества. Никто не получил заслуженной или незаслуженной славы и милости.
Тогда я отправилась к Илии. Я долго плакала, проклиная султана. Зачем вообще я решила учувствовать в этом глупом конкурсе? Ведь меня ждал мой жених. А столько сил был потрачено! Его поступок задел меня до глубины души. Так жестоко посмеяться надо мной, над всеми обитательницами гаремлика, которые жаждали его внимания. И я поклялась, что завоюю сердце это мужчины и отомщу ему за оскорбление! Как же это было глупо. Несмотря на свою образованность, я всё еще оставалась наивной девочкой.
Илия, моя милая Илия, которая стала для меня третьей матерью, после моей родной и бабки – она пыталась меня успокоить, отвернуть злые мысли и направить их в мирное русло, — женщина с грустной улыбкой качала головой, — Но я не слушала её, твердо решив исполнить задуманное.
У моей госпожи я выпросила посещение уроков любви, сказав, что вскоре собираюсь покинуть Сераль и выйти замуж за мужчину, обеспеченного и искушенного в любовных делах. Это не было ложью… почти. Она согласилась, искренне радуясь за меня. За свою неискренность я не испытывала тогда стыда. Потом потекли приемы, которые устраивал султан, коротая холодные дни. На своих плечах он носил мой плащ… Я, незаметно для других, приближалась к господину, стараясь как можно чаще попадаться ему на глаза. Это возымело успех. Не прошло и двух месяцев, как он заметил меня. Я стала гезде, или попавшейся на глаза. Тогда мне пришлось покинуть мою госпожу, которая перестала ей быть. Она была рада за меня, и эта радость раздражала так же, как и улыбка Брата, которую я очень давно не видела.
Через несколько дней султан принял меня. «У тебя необычная внешность для этих краев. Я давно наблюдаю за тобой, за твоими прекрасными волосами цвета ночного неба и глубокими, как бездонный колодец, глазами, что неотступно следуют за моей второй женой…» — такие слова он мне сказал и отослал прочь, велев дожидаться его призыва.
Первые дни на меня постоянно были обращены насмешливые взгляды. «Отвергнутая раз не получит второго шанса», - так говорили они. Но я, собрав всю волю в кулак, подавляла страх, гордо подняв голову и выпрямив спину. Прошла неделя, за ней вторая. Султан не торопился со своим призывом, он прекратил приемы. Я начинала злиться. А со злостью пришло удушающее чувство безнадежности. Свой шанс удачно выйти замуж я упустила. Обитательницы гаремлика расслабились, считая, что меня отвергли. Я не могла вернуться ко второй жене – моё место уже заняли. Поэтому большую часть времени я пропадала у Илии, выполняя мелкие поручения, или коротала время в одиночестве у пруда, что находилось на лавандовом поле. В моей душе была пустота. Мысли убаюкивал успокаивающий запах, предостерегая поспешные поступки. И на что я надеялась?
Когда отчаяние достигло своего пика, за мной пришел Брат. «Идем, султан хочет видеть тебя», — его слова были самыми желанными за последние три недели. Меня быстро привели в порядок и отпустили к господину.
После этой встречи я стала кадиной, минуя икбал. Личные покои, свои прислужницы и евнухи – всё это я получила, лишь проведя одну ночь с султаном. Я стала первой среди фавориток, я носила под сердцем его ребенка после первой ночи. Сила и власть, попавшие в мои руки, вскружили голову. Всё лучшее доставалось мне: одежда, украшения, яства. Господин проводил все ночи со мной, лишь изредка отлучаясь к своим женам. Это раздражало. Я хотела, чтобы он был всецело моим. К тому времени я забыла о клятве, которую дала, упиваясь всесилием.
Обитательницы гарема, все до единой, стали моими врагами. Их шипение я слышала из-за каждого угла. Поэтому по коридорам за мной всегда следовало хотя бы два евнуха, которые защищали меня от предательского кинжала или от иглы с ядом. Каждая пыталась убить меня, но я смеялась и кидала эти жалкие попытки им в лицо, отвечая в десятки раз хитрее и тише! Я казалась себе непобедимой.
Единственной ложкой дегтя был Брат. Я часто ловила на себе его осуждающий взгляд.
Через девять месяцев родился ребенок, которого я отослала от себя, поручив его нянькам. Тогда последней каплей во всеобщем терпении стало провозглашение меня первой женой. Прежняя испустила дух, подхватив простуду. Меня возненавидели все обитатели Сераля. А я купалась в этой ненависти, как в бассейне, наполненном прохладной водой, которая так приятно освежала в жаркую погоду. Это был мой взлет, мой расцвет! — Сью прокричала эти слова, взметнув руки к потолку. В глазах пылало жаркое победоносное пламя.
Я несколько раз открыла и закрыла рот, словно рыба, выброшенная на берег. Я кожей чувствовала отголоски торжества этой женщины. Огонь в её глазах пугал. Она была похожа на фанатика, который готов защищать свою веру любыми доступными и недоступными способами. Но в миг что-то переменилось. Словно из Сью весь воздух выпустили. Руки безвольно упали, глаза закрылись и из-под закрытых век выкатились слезинки. Женщина судорожно вздохнула и прикрыла лицо ладонями.
— Как же я была глупа… — сдавленно произнесла она, — Вокруг я видела только врагов. А ведь у меня было столько верных друзей… Илия. Брат. Вторая жена, которую я извела со света. Некоторые прислужницы, евнухи. Они пытались достучаться до моего сознания, зная прошлую меня. Но я не слушала, зло усмехаясь и нашептывая своему господину нехорошие слова.
А ведь она ничего не сделала! Просто была не внимательна и оставила свой шелковый платок в саду. Я знала об этой черте и воспользовалась случаем, подбросив его одному из евнухов, который был особо близок с ней… Султан зарубил вторую жену в порыве ревности. Он всё-таки её любил. Я не могла с этим смириться. Я занималась травлей. Каждому досталось. Даже матери-султанше, которую я терпеть не могла, — Сью тяжело вздохнула и отняла от лица ладони.
Её глаза были полны слез, в голосе было настолько сильное раскаяние, что меня пробрало до костей.
— Столько зла я принесла обитателям Сераля. В том числе и Брату, который к тому времени стал первым евнухом своего господина. Четыре года, вы можете себе представить, четыре года никто не осмеивался меня остановить.
— А султан? Разве он не видел того, что вы делаете? — спросила я у женщины.
— Видел, но закрывал глаза. Я же говорила, он был чудаком. Наверное, вбил себе в голову, что это очередной эксперимент, в который ему не стоит вмешиваться, — Сью грустно улыбнулась и ненадолго замолчала.
Меня клонило в сон. На горизонте блеснули первые лучи солнца – наступало утро.
— В тот день я задержалась в саду на лавандовом поле. Чувствовала себя неважно: болела голова, и ломило тело. Поэтому, решив остаться в тишине, наедине с собой, я отослала своих телохранителей, а сама ненадолго задремала среди шуршащих трав и успокаивающих запахов. Обратно, в свои покои, я возвращалась, когда стемнело. Из центрального зала, где собиралась большая часть обитательниц гаремлика, раздавались веселые голоса. Поэтому я решила пойти обходным путем, который был в два раза длиннее, чем идти через зал. Мне не хотелось видеть искаженные страхом и ненавистью лица. Непонятная усталость сковала моё тело, я еле-еле переставляла ноги. Мне надо было пересечь один из коридоров, которым пользовались слуги, разносившие пищу. В такое время здесь никого не было. Только газовые лампы бросали холодный свет на каменный пол. Эхо моих шагов гулко отражалось от стен. Мне всё чудились странные тени, притаившиеся за колонами, и чье-то дыхание. Но я списывала это на уставшую голову.
Меня снова спас Брат. Крикнул, переключая внимание на себя, когда за моей спиной возник мужчина. Я упала на каменный пол, лезвие кинжала, которым меня собрались заколоть, лишь царапнуло кожу чуть ниже лопатки. Осталась небольшая отметина, как память о произошедшем.
Долгие годы вражды со всем Сералем сильно пошатнули мою нервную систему. От покушения я отходила долго, осмысливая свои поступки. Несмотря на то что, оно было не единственным, убийце впервые удалось подобраться ко мне так близко. Теперь мне не нужна была та мишура, которой я наслаждалась. Интриги, мелкие и крупные пакости, ответы на колкости – это не имело значения. Самым важным была только жизнь, которую я чуть не потеряла.
Попробуйте представить себе мотылька, который знает, что огонь опасен и несет в себе смерть. Это знание есть, и оно некоторое время оберегает его. Но затем он всё ближе и ближе подлетает к огню. Знание всё еще останавливает его, но любопытство и восторг тянут всё сильнее. В конечном итоге мотылек подлетает к пламени настолько близко, что опаляет крылышки. Боль, разочарование в себе и в других. Ведь ему не сказали, что будет ТАК больно. И он, залечив свои раны, решается на еще одну попытку, кидается в пламя… и сгорает.
Я тоже сгорела. Я отказывалась разговаривать с султаном, рискуя навлечь на себя его гнев. Отсылала прислужниц и других женщин, которые хотели утешить меня. Тогда пришла Илия, о которой я и не вспоминала. Она долго говорила о добродетели, о знании, о людях, о прошлом. Она раскаивалась в том, что не смогла меня уберечь от произошедших во мне переменах. Хотя кругом виновата была именно я!
Постепенно я оправилась. И… стала прежней. Точнее старалась быть прежней. Два следующих года тянулись как жвачка. Страсти в женской части гарема улеглись. Первые полгода меня пытались сместить, но, не получая ответной реакции, эти попытки быстро затухли. Я крепко держалась за своё место, при этом стараясь выполнять все обязанности приписанные положением. Снова стала посвящать время книгам. Заинтересовалась наукой, которой занимался господин. Вначале, он недоверчиво отнеся к моему интересу, но после дал разрешение присутствовать на некоторых экспериментах.
Все мои эмоции и чувства завяли. Внешне — спокойная и собранная, внутри – сгорбленная и побитая. В свои двадцать девять я чувствовала себя столетней старухой.
Еще одним ожидаемым ударом стала реакция моего ребенка. Пятилетний мальчишка не признал меня своей матерью. В этом не было ничего удивительного. Но это оставило в моей душе еще одну дырку, которую невозможно было закрыть.
Стены Сераля стали давить на меня. Я жаждала свободы. Залечивать раны душевные я уходила к Илии. Тогда она отводила меня в свою комнату, усаживала перед зеркалом и начинала расчесывать волосы, что-то напевая. Мне становилось легче.
«Что с тобой случилось, милая моя? Поведай своему господину и мужу, что терзает тебя», — каждый раз султан спрашивал меня, словно видел насквозь. Но я улыбалась и качала головой: «Всё прекрасно, господин мой».
После покушения за мной почти постоянно следовал Брат. Оберегал от злых языков, разговорами умело отводил печали. И мне казалось, что мы снова дети, которым было страшно, которые держались друг за друга, жили друг другом. То чувство, которое я задавила, снова стало прорастать, наполняя меня нежностью, смешенной с горечью.
«Сью, что тебя тревожит?» — он часто задавал этот вопрос. Но я не отвечала. Боялась, что он не поймет меня. Но раз я проговорилась. Сказала, что хочу покинуть Сераль, отправиться на свободу, начать жить заново. О чувствах умолчала. Незачем было тревожить его душу, ведь он был доволен своей жизнью.
Брат качал головой, подтверждая мои страхи. Для первой жены султана смерть была единственным выходом на свободу.
Прошел еще год, мне исполнилось тридцать. Всё больше времени я стала проводить на лавандовом поле или же в тени деревьев, продумывая варианты побега. Тогда эта идея полностью завладела мной. В те годы, когда я служила на кухнях, я досконально исследовала всю территорию дворца. Не было места, о котором я не знала. В голове созрел четкий план. Но для его осуществления мне нужна была помощь Илии и Брата.
Они долго отнекивались. Брат, потому что знал, как разъяриться султан. Илия боялась, что обман раскроют и, тогда никому не сносить головы. Но мне удалось их уговорить. План был прост. Я должна была укрыться в небольшой грузовой машине, которая раз в неделю выезжала на рынок, чтобы продать вещи, изготовленные в Серале: духи, ткани, одежды, кое-что из фруктов и благовоний. Илия обещала отвлечь рабочих, чтобы мне удалось незаметно проскользнуть и укрыться. Брат должен был стоять на посту, где проверяли груз, который везли машины. Почти месяц ушел на подготовку. Я привила себе привычку проводить целые дни в комнате, чтобы после моего исчезновения был хотя бы день, чтобы меня никто не хватился.
Побег прошел гладко. Я прихватила с собой самое необходимое, оставив все драгоценности в Серале. Не хотела я казаться воровкой, ведь господин столько сделал для меня. В порту ждал корабль, отходящий от берега восточной страны в Европу. Здесь-то и начались сложности. Женщинам запрещалось подниматься на борт без сопровождения или разрешения мужа. Тогда я еле-еле уговорила капитана, обещав не высовываться на палубу и вести себя как мышь. Не знаю, откуда взялась тогда такая доброта в его суровых глазах, но меня пропустили. Я укрылась в каюте. Какая жуткая морская болезнь у меня была, — Сью передернула плечами.
Решив сделать небольшой перерыв на поздний завтрак, я сходила за кипятком к проводнице. На столе лежало печенье.
— Я смотрю в вашей сумке запас, — улыбнувшись, отметила я.
— Иногда хочется себя побаловать, — женщина приняла из моих рук стакан.
Несколько минут мы усердно жевали печенье и мои конфеты, недоеденную пачку которых я обнаружила в сумке.
— Меня поймали, — неожиданно начала Сью, — Узнав, что я сбежала, султан отправился в погоню. Снарядил корабль, который догнал наш в одном из портов. Тогда я пыталась скрыться, но незнакомый город сыграл со мной злую шутку. Меня связали, несколько дней держали без еды и воды. Господин почему-то не торопился. Я вся извелась и, наверное, покончила бы с собой, но мешали путы. Потом меня привели к нему. Он был спокоен. Гнев, который я видела в нем, когда меня поймали, утих.
«Почему ты это сделала? — тихо начал он, — Разве ты не была моей любимой женой, разве не ты получала самое лучшее? У тебя было всё: прекрасные прислужницы, любящий муж, книги, комфорт… Скажи, чего тебе не хватало?»
«Свободы».
«Какой такой свободы?»
«Свободы, которая позволяет свободно ходить по земле, общаться с желанными людьми, делать то, что заблагорассудиться, и не подчиняться своему господину», — последние слова я произнесла очень тихо. Но он услышал. Он поднялся из кресла и подошел ко мне, стоящей на коленях. Взял меня за подбородок, поднял голову, чтобы его взгляд встретился с моим. А я приготовилась к смерти. Ведь таково было наказание за измену.
«Я должен тебя убить. Ты знаешь это, — он внимательно смотрел мне в глаза. Его голос был наполнен болью. — Но я не могу этого сделать!» — он оттолкнул меня от себя и отступил на несколько шагов, отвернувшись.
Я лежала на полу, слезы заливали лицо. Но я твердо решила, что не буду просить о пощаде. Это было бы низко.
«Встань, поднимись на ноги», — я подчинилась тону, пресекающему возражения.
Он обошел меня несколько раз, вглядываясь. Я дрожала как осиновый лист. Я боялась, что он узнал, кто помогал мне в побеге. С соучастниками он бы медлить не стал.
«Ты вернешься ко мне, неверная жена? Я готов простить тебя и снова принять в свои объятия».
«Нет», — я отрицательно качнула головой.
«Что даст тебе свобода, которую ты желаешь? Ты проживешь свою жизнь в нищете, ведь у тебя ничего нет!» — его голос сорвался на крик.
Я молчала. Господин ждал.
«У меня есть я», — таков был мой ответ.
Он резко сократил дистанцию между нам и прижал меня к себе. Его губы оказалась напротив моего уха.
«Тогда убегай. Чтобы больше я тебя не видел. Никогда», — прежде, чем отпустить меня, он надел на мой палец вот это кольцо.
Сью показала на тонкую золотую полоску на безымянном пальце.
«Пусть это кольцо напоминает тебе о то, какую боль ты причинила своему господину, который любил тебя».
— А что на нем написано?
— Благословен дар, когда даритель безымянен. Это напоминание о моей прошлой жизни… И, знаете, я никогда его не снимаю. Чтобы помнить, насколько сильно меняется человек, как гибок и тверд бывает он, как легко поддается соблазнам и как тяжело прорывается к свету.
***
Мы сошли с поезда на серый перрон большого города.
— Спасибо за то, что помогли скоротать долгую поездку, — поблагодарила я Сью.
Женщина только кивнула в ответ и, махнув рукой, скрылась в толпе. Пропала, как пропадают все, оставив в моей памяти необычную историю жизни.
То, что после счастья. То, что после спокойствия. То, что после ненависти. То, что после любви.
Так всё-таки что после?»
— Ну что ж, начнем, — прошептала девушка и, заправив выбившуюся из хвоста прядь за ухо, оглядела еще раз исписанные листы.
...
Хмыкнув, она отложила их в сторону и обратилась к экрану. К тиканью настенных часов присоединились быстрые мягкие прикосновения к клавишам клавиатуры.
«Нет ничего лучше, чем возвращаться поездом домой после тяжелой и утомительной командировки. Именно в долгой дороге можно расслабиться, осознавая, что тебе не надо бежать на очередную пресс-конференцию или на встречу с самым важным на свете человеком. Наконец, появляется время, которое ты можешь посвятить любимым занятиям: чтению книг, просмотру фильмов и даже сну. Ведь тебе не придется вставать посреди ночи, ехать в аэропорт, чтобы взять интервью у главы какой-нибудь крупной компании, который улетает самым ранним рейсом.
В дальних поездках твоя жизнь подчиняется мерному стуку колес, череде станций и коротких прогулок на продолжительных остановках. Нельзя забывать об еще одной, зачастую приятной, составляющей длинных поездок – о попутчиках. Какие истории только не услышишь из уст совершенно незнакомых людей! Эффект попутчика ведь никто не отменял. Слушая рассказы, не устаешь удивляться, насколько фантастической может оказаться жизнь человека: печали и радости, взлеты и падения, поиск и находки – всё это и многое другое смешивается в круговороте времени, действия и лиц.
Эту историю я услышала от очередного попутчика, возвращаясь с продолжительной и тяжелой командировки. Точнее, от попутчицы. Она представилась Сью, хотя, я не уверена, что это её настоящее имя. Но в этом нет ничего страшного – каждый человек имеет право на тайну.
Поезд тронулся от перрона, когда она зашла в купе. Я успела переодеться и с удобством устроилась на своей полке, подложив под спину подушку и разместив на коленях ноутбук.
— Добрый день, — поздоровалась она, тягуче произнеся слова приветствия.
— Добрый, — ответила я, мельком взглянув на неё.
Лицо попутчицы мне показалось смутно знакомым, словно сошедшим с обложки какого-то журнала. Именно так запоминаешь мельком просмотренные глянцевые страницы и тех, кто на них изображен. Наверное, я видела её в одном из ярких печатных изданий, которые пролистывала в газетном киоске, коротая время в ожидании поезда.
Прошло несколько часов, как наш поезд покинул вокзал. Прослушивая записи интервью на диктофоне, я набирала текст – трех дней пути мне должно было хватить, чтобы отдохнуть и закончить отчет, который я собиралась предоставить начальнику по приезду. Периодически я поднимала взгляд на незнакомку, исподтишка разглядывая её поверх экрана. Её красотой и изяществом не возможно было не восхищаться. Каждое движение точно выверено и наполнено грацией и утонченностью. Эта манера была настолько естественной и безупречной, что не имело никакого значения, чем она занимается: перелистывает ли страницы книги, которую читает, или берет бутылку минералки со столика, чтобы утолить жажду. Её черные как смоль волосы были собраны в аккуратную прическу, миндалевидный разрез глаз и чуть смуглая кожа придавали ей экзотичный вид, навевая нечто восточное.
Выполнив запланированное, я решила перекусить.
— Составите мне компанию за чаем? — спросила я попутчицу, выжидающее глядя на неё.
Она медленно подняла томный взгляд темно-карих глаз и несколько секунд разглядывала меня, видимо, оценивая. Потом в её лице произошла резкая перемена, томность спала, и женщина широко улыбнулась, показывая ровные белоснежные, по сравнению с её кожей, зубы.
— Конечно.
Я улыбнулась в ответ. Сбегав за кипятком для чая, мы уселись друг напротив друга. Попутчица достала из своей сумки несколько булочек, я – конфеты. Несколько минут мы сидели молча, каждый думая о своем.
— Вы очень красивая, — неожиданно мой голос озвучил мысль, которая вертелась в голове несколько часов. — В смысле, женщин с вашей внешностью не часто увидишь… — я попыталась оправдаться, но поняла, что сморозила очередную глупость. Куда подевалась моя журналистская бойкость?
Незнакомка подняла тонкую бровь, тем самым выражая удивление.
— Спасибо, — коротко ответила она и, отставив стакан, откинулась спинку.
В купе повисла тишина, нарушаемая стуком колес и бубнением за стенкой.
— Простите, я не хотела вас задеть, — извинилась я, обхватив стакан обеими ладонями. Не дождавшись ответа, я подняла глаза.
Женщина разглядывала меня, улыбаясь.
— Нет, вы не задели меня. Просто… — она устремила взгляд на окно, за которым проплывал небольшой городок. — Просто, за всю свою жизнь я слишком часто слышала эти слова от самых разных людей.
— Разных людей? Думаю, в этом нет ничего удивительного, — тихо ответила я.
По коже пробежали мурашки – я чувствовала, что эффект попутчика, который я так люблю, сработал и в этот раз. Нет, дорогой читатель, я не из корысти, а ради интереса, хотела узнать об этой незнакомке больше. Я не побоюсь сказать, что собирать истории жизни других людей – это моё хобби.
Снова стук колес. В дверь постучала проводница, попросив предъявить билеты. Покончив с формальностями, она удалилась.
— Я расскажу вам одну историю. Ваше право – верить моим словам или списать всё на богатую фантазию особы, находящейся перед вами, — незнакомка нарушила молчание.
Она посмотрела на меня своими темно-карими, глубокими глазами. В них я заметила тень затаенной печали, которая часто сопровождает людей, проживших богатую и насыщенную жизнь.
— Называйте меня Сью, — попросила она и, подобрав под себя ноги, ненадолго задумалась.
Я не торопила её. Пока Сью обдумывала, с чего начать, я выключила ноутбук и спрятала его в сумку. За ним последовал диктофон – многих он отпугивал, сбивая с мысли. В таких случаях нить рассказа терялась и разговор затухал.
— История моей жизни настолько фантастична, что порой я не верю в неё. Но есть вещи, которые напоминают о прошлом. Но мне стоит начать с самого начала, — женщина взяла в руки стакан с остывшим чаем и немного отпила. — Если бы я была писательницей, то назвала бы свой рассказ «То, что после». К концу моего повествования вы поймете, почему именно так.
Я родилась в большом городе, в котором прожила до семи лет. То время я помню смутно, урывками. Но я могу сказать только одно – это было счастливое время. Моя мать была ботаником, отец историком. Я и мои родители любили гулять по выходным в парках, или же выезжать на природу, подальше от шума и пыли. Мама знакомила меня с природой, островки которой удалось сохранить в центре цивилизации. Отец был прекрасным рассказчиком и знатоком в своей области, поэтому, когда я пошла в первый класс, я знала историю получше многих старшеклассников.
Я хорошо помню тот день, когда изменилась жизнь маленькой счастливой девочки. Тогда за мной в школу приехала полицейская машина – в отделении работал брат отца – и меня отвезли в больницу к родителям. Они оба были в тяжелом состоянии. В тот день в торговом центре, где мы постоянно закупали продукты, была заложена бомба. Именно отец нашел её, и он оказался ближе всех, когда сработал детонатор. В нем всегда было что-то геройское… Почему-то я уверена, что он сам бросился на бомбу, чтобы закрыть её своим телом и спасти окружающих, — Сью грустно улыбнулась, — По-крайней мере, я так решила для себя, когда была ребенком. И сейчас я уверена в этом. Через два дня мои родители умерли… Надо сказать, что не самой легкой смертью, — женщина прервала свой рассказ и, поморщившись, сделала глоток чая.
— Еще принести? — спросила я.
Она кивнула. Я приняла протянутый стакан и сбегала к проводнице. Когда я вернулась обратно, на столе оказалось еще несколько булочек.
— Спасибо. После похорон мне предоставили выбор: остаться в городе с папиным братом, у которого была большая семья и маленькая квартирка или же отправиться к бабке, которую я никогда не видела, в далекую, всеми забытую деревеньку, практически на другой конец света. Я выбрала последнее. Город без родителей стал чужим. Семилетней сироте в нем места не было. Дядя пытался меня отговорить, но я настояла на своем. Кто знает, что было бы со мной, если бы я осталась в родном городе, — на лице Сью показалась легкая печальная улыбка.
Я поняла, что она не раз и не два задумывалась над этим вопросом.
— Я приехала к бабке. Их деревенька находилась на границе двух государств, между которыми нередко возникали конфликты. Место, где она жила, мне показалось настолько диким, что первое время я желала сбежать обратно в город. Полное отсутствие прелестей цивилизации. Мы мылись в большом деревянном корыте, предварительно натаскав и нагрев воду. По-моему, один или два раза в неделю, но я старалась чаще. Особенно, после работы в огороде или перед поездками в город. Ни о какой электронике речи и не шло – из всех приборов современности там был лишь старый, дряхлый радиоприемник, который работал невесть от чего, поскольку электричества в доме, так же как и во всей деревушке, проведено не было.
Ближайший город находился в 120 километрах. Меня это потрясло, поскольку я должна была ходить в школу, учиться, узнавать что-то новое. Да, я очень любила учиться, и с возрастом эта любовь, привитая родителями, не угасла.
Раз в неделю туда ездил пожилой мужчина. Имени его я не вспомню. Он продавал корзинки ручной работы, которые пользовались большим спросом у городских жителей. И я ездила вместе с ним. Помню, как приехала в первый раз в незнакомый город, в незнакомую школу, чтобы просить о предоставлении комнаты, в которой я смогла бы жить, и о принятии меня в школу. Смешная была картина. Семилетняя девочка, испуганная, но полная решимости требует что-то и говорит о каких-то взрослых вещах, которые не касаются её сверстников. Мне отказали. Сказали, чтобы приходила с родителями. На мои слова, что родителей больше нет, они качали головой и просили привести опекуна. Я пыталась уговорить бабку, но та, когда дела не касались её, притворялась глухой и немой.
Я была очень расстроена, да что там, убита сложившимися обстоятельствами. Несмотря на юный возраст, я понимала всю серьезность своего положения. Мне не улыбалась перспектива остаться на всю жизнь в той глухомани. И я решила заниматься сама. Брала раз в неделю книги в небольшой библиотеке и каждый вечер училась. Благо, читать и писать умела.
Первые несколько месяцев бабка меня не трогала. То, что она знала о моем существовании, говорили только приемы пищи: она накрывала стол на двоих. По истечении первых месяцев у меня появилась работа. Бабка поручала мне мелкие дела, гася мои порывы, когда я пыталась помочь ей с готовкой или прядением. Ах, да! — Сью легонько стукнула себя по лбу. Я заворожено проследила за этим жестом. — Бабка пряла очень качественные нити из шерсти овец, которых разводили в тех краях. Пряжа задорого раскупалась в городе.
Я кивнула. Сью была хорошей рассказчицей. Её неторопливая, размеренная речь, жесты, подчеркивающие определенные слова, оставляли глубокие отпечатки в моей памяти.
— Так прошло три года. Я освоилась с деревенской жизнью, где всё подчиняется солнцу. С его восходом я вставала, приветствуя новый день. Постепенно бабка стала лучше относиться ко мне. Поручала разные дела, начиная от прополки грядок и заканчивая приготовлением еды. А еще она научила меня прясть. Как же болели первое время пальцы! На одном из них даже остался след, — Сью подняла к глазам ладонь левой руки и посмотрела на свои пальцы.
Потом протянула руку ко мне. В этот момент она была похожа на маленькую девочку, которая решила доверить своё сокровище понравившемуся взрослому. Я взглянула на её ладонь. На указательном пальце была видная тонкая белая полоска, а кожа была затерта до блеска. На безымянном я заметила тонкое золотое кольцо с надписью, похожей на арабские письмена.
— Сколько времени прошло, а этот след не исчезает. Он первая мелочь, которая напоминает мне о том, что всё произошедшее в действительности было, — женщина убрала руку.
Она замолчала ненадолго, припоминая что-то. Об этом говорили сдвинутые к переносице тонкие брови. Я не торопила её, пытаясь представить, каково это – лишиться родителей, жить в Богом забытой деревушке, вдали от цивилизации, после того, как вкусил её плоды.
— За прошедшие три года я завела нескольких друзей, которых навещала время от времени. У некоторых оставалась на целую неделю до следующего приезда пожилого мужчины. Но странным образом меня немного тяготило постоянное общество людей, поэтому я с радостью возвращалась в свой тихий угол. Садилась за прялку или шла пасти овец – эти занятия упорядочивали мои мысли, которые пребывали в хаосе после городской жизни.
Я очень много читала. Не только школьную литературу, но и художественную. Много-много художественной. С книгами расставалась, лишь когда шла в огород, и то только потому, что боялась испачкать их. Нередко бабка ворчала из-за этого. И обычно её ворчание перерастало в историю. Как же она их рассказывала! Это нужно самой слышать, чтобы понять, что я имею в виду, — Сью прикрыла глаза и улыбнулась, припоминая, видимо, одну из них. — Она была очень умным человеком, несмотря на свою нелюдимость и неразговорчивость.
— Остановка полтора часа, — раздался голос проводницы за дверью.
Я обратилась к окну. День подходил к концу. Смеркалось. Быстро же время пролетело!
— Я бы хотела прогуляться. Составите мне компанию? — спросила Сью, поднимаясь на ноги.
Она накинула плащ поверх спортивного костюма и вышла из купе в мягких спортивных тапочках.
Похоже, она не собиралась дожидаться моего ответа. Её вопрос был продиктован вежливостью, но отрицательного ответа он не подразумевал. Поэтому я, чуть нахмурившись, застегнула спортивную куртку, завязала шнурки на кроссовках и вышла за женщиной.
Свежий воздух бодрил, а неспешный шаг разгонял застоявшуюся кровь.
— Моё пребывание в деревушке было самым спокойным временем в моей жизни, — неожиданно начала Сью, — Я столько всего узнала и почерпнула из книг. Я скучала по родителям, горевала, но не настолько, чтобы забыть о жизни.
Потом всё изменилось. Судьба снова сделала крутой поворот. Я уже говорила, что деревушка, где жила бабка, находилась на границе двух государств. Между ними возникали конфликты, которые нередко отражались на жизни мирных людей.
Они пришли с автоматами и огнем. Спалили деревню, перебили стариков. И постоянно кричали: «Как вы поступили с нашими родными, так и мы поступим с вашими. Они ничуть не лучше. Эти старики отвечают за ваши проступки и вашу жестокость». Я не знаю, что они хотели сказать этими словами, до кого пытались докричаться. Ведь в округе не было ни одного военного. Думаю, об уничтожении деревушки узнали лишь через несколько недель, ведь пожилой мужчина перестал приезжать в город со своими замечательными корзинками.
Бабка пыталась меня спрятать, уберечь от смерти. Она закрыла меня в подполе, откуда я должна была бежать, когда всё утихнет. Но она не знала, что дома начнут жечь. Боясь задохнуться, я выскочила из своего убежища прямо в руки головорезов. Они не стали меня убивать. Почему? На этот вопрос я так и не нашла ответа.
Вдалеке прогудел поезд.
— Нам пора возвращаться, — произнесла я.
Последние лучи заходящего солнца прощально сверкнули за горизонтом. Небо затянулось тучами, словно внемля рассказу Сью. На землю упали первые капли. Мы добежали до поезда под проливным дождем.
—Надо переодеться. Я промокла как мышь, упавшая в лужу, — хмыкнув, сказала я и, сняв промокшую куртку, стала рыться в сумке. Найдя нужные вещи, я вопросительно посмотрела на попутчицу.
— Можете здесь переодеваться. Я не против, — произнесла Сью и, махнув рукой, взяла со столика книгу. Пока я искала одежду, она успела переодеться в сухое.
Я снова нахмурилась, удивляясь поведению этой женщины. Величественность, пренебрежение и вежливость образовывали странный коктейль, вкус которого невозможно было определить.
«Вы совсем не просты, Сью. Какая же загадка скрыта в вашей истории?» — думала я, стягивая с себя мокрую одежду, прилипшую к телу.
Закончив с переодеванием, я вернулась на свою полку и выжидающе уставилась на попутчицу. Она словно не замечала этого. Не выдержав, я задала вопрос:
— Вы сказали, что головорезы, напавшие на деревушку, вас пощадили. Что было с вами потом?
Сью ответила не сразу. Она не спеша дочитала страницу, отложила книгу в сторону и только потом обратила ко мне взгляд темно-карих глаз, обрамленных густыми длинными ресницами.
— Меня продали, — чуть пожав плечами, ответила женщина.
— Но торговля людьми запрещена законом… — я попыталась возразить, но глубокий и чувственный смех Сью заставил меня замолчать.
— Вы действительно думаете, что всё, что запрещено законом не имеет места быть? — поинтересовалась она. В её глазах плясали веселые искорки.
— Я понимаю, что закон во многом не соблюдается, но это… — я скрестила руки на груди.
Её смех задел за живое. Она выставила меня несмышленой девочкой, наивность которой граничила со слепой верой в справедливость и идеалы. Сью заметила мою перемену и перестала улыбаться. Её лицо сразу же посуровело.
— Теперь моя очередь извиняться. Я не хотела задеть вас, — серьезно произнесла она, — Если позволите, я продолжу свой рассказ.
Я кивнула.
— Они продали меня за тысячу франков – эта была самая низкая цена, которою можно было бы предложить за десятилетнюю девочку. Меня и еще девять девочек и четырех мальчишек погрузили на судно. Самой старшей из нас было тринадцать, самой младшей шесть. Практически всё плавание мы провели в грузовом отсеке, где каждого из нас приковали цепью к стене и спрятали за ящики. Мне очень неприятно вспоминать то, что я пережила там, поэтому постараюсь рассказать как можно кратче.
Несмотря на тяжелые лишения, морскую болезнь, мучавшую меня по первой, я смогла подружиться почти со всеми ребятами. Умение рассказывать, доставшееся от отца, и моя начитанность скрашивали долго тянущиеся дни. Когда наша плавающая тюрьма останавливалась у причала какого-нибудь города, нам завязывали глаза, выводили на воздух, вели или везли на рынок и продавали как рабов. Понятное дело, что эти рынки были скрыты от общественных глаз, но всё равно на них порой было слишком много покупателей. Были другие дети, разговоры которых раздавались с другого конца отсека, но мы ни разу их не видели. Постепенно наша компания уменьшалась. На второй месяц плавания кроме меня осталось еще три девочки и два мальчика. С одним из них я особенно сблизилась. Он стал мне как брат, которого у меня никогда не было.
На очередной продаже мы пытались сбежать. Второй мальчишка смог украсть у нашего надзирателя ключ от наручников, которые цепляли на нас на время торгов. Попытка не удалась, и мы здорово поплатились за это. Работорговец, исхлестал нас плетью до полусмерти. Самая младшая из нас умерла после продолжительной лихорадки, а девочки и я несколько дней лежали в бреду. Мой Брат, я буду называть его так, выхаживал нас, защищая от нападок надзирателя и требуя положенный кусок хлеба и стакан воды. Второго мальчика не было, когда я очнулась – его отвели к хозяину через пару дней после неудачного побега. Когда он появился, на его руках не доставало нескольких пальцев и ему отрезали язык.
Тело умершей девочки осталось рядом с нами. Мы просили убрать его, поскольку запах разлагающейся плоти выедал глаза и не давал вздохнуть в без того душном, пропитанном различными запахами, замкнутом отсеке. Но наш хозяин отказал в просьбе, сказав, что мы сами обрекли её на смерть. Тогда мы завернули тело младшей в один из брезентов, которым были накрыты ящики, и отодвинули как можно дальше от себя. Дышать стало легче, но ощущение рядом с тобой мертвого человека навсегда отпечаталось в моей памяти.
Сью сидела с широко раскрытыми невидящими глазами, поджав к себе ноги.
К моему горлу подступил тошнотворный комок. Я не могла представить, что еще пришлось ей пережить за те несколько страшных месяцев, ведь она рассказывала только основное.
— Время, проведенное на судне оставило о себе воспоминание – след от бича, которым нас бил работорговец. Он протягивается тонкой почти незаметной ниточкой вдоль позвоночника от крестца до лопаток.
Нашего хозяина постигло несчастье. На плавучую тюрьму напали пираты. Не стоит удивляться. Пускай их многие считают пережитком прошлого, но у них совершенно другое мнение. Всех членов экипажа убили, детей перевели на другое судно. В принципе, наша новая жизнь практически ничем не отличалась от прошлой, разве что только кормили чуть лучше. Двух девочек из моей компании купили на одном из многочисленных рынках. Со мной остались только Брат и второй мальчишка. К тому времени наша троица страстно желала вырваться из железного плена. Мы знали, на что смотрят, когда выбирают товар, поэтому старались продемонстрировать все свои умения, привлечь внимание покупателя, — женщина ухмыльнулась, но ухмылка быстро сползла с её лица. — Это было очень сложно, поскольку мы все были очень костлявы и некрасивы – с полученных ран только сошло воспаление и длинные змеинообразные отметки затянулись непривлекательными корочками.
Меня купили первой. То была немолодая, но привлекательная, дородная женщина. Да что говорить! Она мне показалась тогда самым прекрасным существом на земле! Моя цена была намного меньше предыдущей – 200 франков – меня продали почти даром. Когда мы отошли в сторону от площадки, на которой сидели другие дети, я, не раздумывая, попросила её купить Брата и второго мальчишку. Я поняла, что не могу оставить их здесь, несмотря на то, что Брат с явным облегчением на лице улыбался мне и кивал, когда расстегивали мои наручники. Эта женщина проявила милосердие, на которое я не надеялась. Мало того, что она поняла мой родной язык, так еще и купила обоих мальчишек, несмотря на то, что у второго не хватало пальцев, и он был немым. «От вас будет толк», - сказала она тогда им. Как в воду глядела.
Нас снова погрузили на судно. Но в этот раз всё было по-другому. По-сравнению с прошлыми разами, с нами обращались по-королевски: спали мы в чистых постелях, раз в три дня принимали ванну, ели ровно столько, что через непродолжительное время стали походить на наших сверстников, которые жили спокойной жизнью. Конечно, это было не безвозмездно. Мальчики помогали членам экипажа, я же была всё время при женщине. Постоянное пребывание на морском воздухе прекрасно сказалось на нашем здоровье. Исчезла болезненная бледность, мы окрепли, немного загорели, глаза стали живыми и яркими. Тогда я не особо задумывалась о том, что мы снова стали подневольными – я наслаждалась настоящим. К тому времени мне стукнуло одиннадцать.
Благодаря моей способности быстро учиться, я бегло научилась говорить на арабском языке – именно на нем говорила женщина. На мои вопросы о месте назначения, она только улыбалась и качала головой. Три недели, проведенные в этом раю, пронеслись так быстро, что я не успела сполна насладиться ими. Мы прибыли в восточную страну, название которой я упоминать не буду.
Я зевнула, прикрыв рот ладонью. Время было позднее, хотя правильней было сказать – ранее. На часах была половина пятого утра. Ночь прошла мимо нас, не задерживаясь, чтобы послушать страшную историю детства моей попутчицы.
— Думаю, нам надо поспать, — предложила Сью, снимая покрывало с постели.
Я последовала её примеру.
***
—Как только мы ступили на берег восточной земли, нашу троицу разъединили. Меня повели в большое здание, которое оказалось очередным рынком. Я взвыла. Надежда на то, что настала спокойная жизнь, рушилась на глазах. Я даже предприняла попытку сбежать, но купившая меня женщина цепко ухватилась за мой локоть и не выпускала, пока мы не вошли в небольшую комнатку, где мне было приказано раздеваться. Я выполнила приказание. Женщина втерла мне в спину, руки и ноги какую-то массу, которая скрыла мои некрасивые нитеобразные шрамы. Затем мне выдали комплект одежды, который я незамедлительно надела. Наряд был прост – платье до пят из черного льна с вшитым корсетом отделанным золотистой вышивкой. Корсет был необходим не для того, чтобы подтянуть мою фигуру, а скорее для того, чтобы поднять, только начавшую формироваться грудь. Женщина быстро заплела мои волосы в незамысловатую прическу, закрепила большую заколку в форме черно-белой линии. Глаза она подвела мне угольно-черным карандашом, отчего мои темно-карие глаза стали казаться еще темнее. Матовый блеск выделили губы. Только потом мне позволили посмотреться в зеркало.
С высоты прожитых лет я могу сказать, что у дамы, спасшей меня, был неплохой вкус. Она сделала акцент на глаза и волосы, легкую смуглость кожи. Мой образ был хрупким и легким, обещающим. В тот момент я не чувствовала себя одиннадцатилетней девочкой, поскольку передо мной стояла девушка с серьезными глазами и со взглядом, который говорил: «Я повидала многое! Вам меня не сломать!».
Настало время обеда, а в нашем случае – второго завтрака. Мы со Сью проспали до полудня – нас разбудил стук в дверь. Пришли контролеры проверять билеты. Решив, что не стоит больше ложиться спать, мы снова стали пить чай. Кажется, за ту поездку я выпила этого напитка больше, чем когда-либо.
— Меня купили в первый час торговли. Это была сгорбленная иссушенная дама, которая отдала за меня 1500 франков, хотя предложенная изначально цена была в 3 раза выше. Женщине, спасшей меня, пришлось пойти на уступки, поскольку, один из покупателей сказал ей, что «за такую худобу и кости и 100 франков не дадут».
Дама, я назову её Илия, долго рассматривала меня, затем потребовала показать моё тело. Она знающе провела узловатым пальцем по моей спине, стирая слой пудры, потом развернула к себе и долго смотрела в глаза. Я не отвела взгляда. Что-то настойчиво твердило мне, что не стоит этого делать. Одобрительно хмыкнув, Илия отошла к продавщице, приказав мне одеваться. Через несколько минут она вернулась и, взяв меня под руку, отвела обратно в маленькую комнату. Там выдала мне чадру и широкое одеяние, чтобы я укрылась от чужих глаз. И мы пошли по улицам знойного восточного города. У неё были большие планы на меня. «Своей красотой ты покоришь наш Сераль!» - так говорила она, а я только удивлялась, не понимая смысла произнесенных слов.
Она привела меня во дворец. Честное слово, тогда он показался мне именно таким. Высокие ворота закрывали проход во внутренний двор. На посту стоял мужчина, больше похожий на мальчишку-переростка, и голос у него был мальчишеский: звонкий и сильный. «А, привела новую девочку Илия?» — спросил он тогда у дамы. Она в ответ только кивнула и подтолкнула меня в спину, приказав следовать за собой. Мы вошли в небольшую боковую дверь, которую я не заметила сначала. Там стоял еще один мальчикоподобный мужчина. «Илия, сегодня много кого привели! Боюсь, твоей костлявой девочке не будет здесь места», — произнес он, рассматривая меня, пока я снимала верхнюю одежду. «Посмотрим», — коротко ответила Илия и, взяв меня под локоть вывела на улицу. За первой стеной, примерно в пятистах метрах, оказалась вторая. Пространство между ними было заполнено низенькими домиками, в которых жили служащие Сераля: садовник и его помощники, сапожник, швеи, мелкий обслуживающий персонал и, даже, ювелир. Поднявшись в некрутую горку, мы подошли ко вторым воротам, которые были окованы железом. Они были меньше первых, и их открыли перед нами двое мужчин.
Центральная аллея, усаженная необычными деревьями, которые образовывали тенистый коридор, убегала к главному зданию. От неё разветвлялись то вправо, то влево небольшие дорожки, вымощенные белым мрамором. Илия потянула меня к одному из строений, которое находилось справа от дороги. Мы прошли под несколькими арками и попали во внутренний двор. От увиденного захватило дух.
Вокруг раскинулся великолепный сад, пестреющий разными цветами и наполненный искушающими запахами. Я старалась вобрать в себя всю его красоту, пока мы шли по вымещенной белоснежным камнем и отполированной до блеска дорожке. Казалось, здесь собраны все растения мира! Чуть поодаль от нас раскинулись гранатовые деревья с низко нависшими сочными гранатами, которые так и тянуло сорвать. Лозы винограда разнообразных сортов и цветов оплетали каменные стены построек, укрывая их серость. Яблоки и абрикосы, сливы, вишни и груши, персики и лимоны – они соблазняли налитыми солнечным светом боками, заставляя сглатывать подступающую слюну. Неимоверно тянуло под сень этих деревьев: расположиться на мягкой, ухоженной траве, скрываясь от палящих лучей солнца, вдыхать аромат цветов и не думать ни о чем. Еще большую притягательность вносили благовонные растения, которые выращивали для красоты и бытовых нужд. Прослужив на благо Сераля больше десяти лет, я не раз собирала лепестки жасмина и розы для духов и благовоний наложниц, фавориток и жен нашего господина. Был в этом саду и пруд. Он расположился посреди небольшого поля лаванды, куда приходили многие девушки и женщины, чтобы обуздать невысказанные мысли и найти умиротворение. В этом пруду нередко появлялись черные лебеди, которые кочевали между водоемами дворца по прорытым каналам, невидимым для незнающего человека.
Сад, по которому провела меня Илия в первый день, был самым большим во дворце. Были и другие, поменьше, но от этого не менее ухоженные и прекрасно цветущие. В одном из них был разведен зверинец. В клетках жили диковинные звери и птицы, о многих из которых я на тот момент даже не слышала.
Сью перевела дух. Она с горящими глазами описывала дворцовый сад, в который попала одиннадцатилетняя девочка. Мне же мерещились запахи, которыми он был наполнен, сочные и яркие плоды, черные лебеди с красными клювами, кочующие по незримым водным каналам на территории дворца.
— У вас такое мечтательное выражение, — я вздрогнула от голоса женщины. Она несколько минут следила за мной томным взглядом.
— Вы так хорошо описываете, что я словно оказалась в этом райском саду, — тихо ответила я, прижимая ладони к горящим щекам.
— Искусство речи было необходимо для выживания в этой райской клетке, — с улыбкой произнесла Сью, — Пойду прогуляюсь.
Она выгнулась как кошка, разминая затекшее от долгого лежания тело. Затем грациозно встала, прихватила заколкой длинные волосы, самодовольно улыбнулась своему отражению в зеркале и покинула купе. Я же, проводив глазами попутчицу, уселась поближе к окну, уставившись туда невидящим взглядом. Мой разум пребывал во власти чудных образов.
***
—Долго же вас не было, Сью, — сказала я, вместо приветствия.
Восточный образ райских садов, созданный несколько часов назад женщиной, поблек.
— Простите, я немного заболталась, — Сью хитро улыбнулась, — Обещаю, что до нашего прибытия, я расскажу вам всю историю.
Я улыбнулась в ответ. Тягучий голос женщины заставлял обращать внимание только на её особу. Поэтому я захлопнула крышку ноутбука с недоделанным отчетом и уселась поудобней.
— На чем я закончила? — спросила Сью, подтягивая к себе ноги.
— Вы описали сад, через который вела вас Илия в первый день, — напомнила я.
— Ах да! Тогда продолжим, — женщина нахмурилась, припоминая что-то. — Илия привела меня к валиде-султан, матери господина, которая распределяла новеньких девочек. Действительно, на фоне остальных я была похожа на тощего котенка с облезлой шерстью. «Илия, где ты достала эту несчастную?» – спросила она у моей попечительницы. «Там же, где и остальные достали своих», - произнесла женщина, не поднимаясь с колен. Валиде-султан подняла меня на ноги, обошла кругом, ощупывая и хмыкая. «Навряд ли из неё получится что-то толковое. В наложницы она точно не попадет – гадкий утенок. Пускай помогает тебе на кухне, но к султану не смей выпускать!» — мать вынесла свой приговор, обрекая меня на долгое общество кухонной утвари и на выполнение грязных поручений.
На кухнях все подчинялись Илии. На этой территории она была кальфой, и в её обязанности входило следить за работой прислуги, которая так или иначе была связана с приготовлением пищи. Под её началом находились сотни рабов, которые безустанно трудились, чтобы удовлетворить потребности Сераля.
Я же стала её преемницей. У меня были преимущества перед другими – в свободное от работы время (его было не очень много) я могла посещать занятия, преподаваемые другими кальфами, которые отвечали за отдельные сферы жизни во дворце. Шесть лет пролетели как один год, смазавшись в непрерывную череду уроков и работы. Казалось, что я наверстываю упущенное время за те четыре года, проведенные практически в полной изоляции. К своим семнадцати годам я научилась многому: искусству проведения чайных и кофейных церемоний, немного танцам и песням, рукодельному мастерству. Моё положение позволяло вырываться из райской клетки во внешний мир, когда моя попечительница посылала меня с поручениями в разные уголки города. Я могла общаться с главным садовником, который, заметив мой интерес к травам и их лечебным свойствам, предложил их изучать. Для домашних цветков гарема, общаться с которыми мог только султан, это было запрещено, — Сью ухмыльнулась, — С большой радостью я ходила на уроки языков и прочих премудростей, которые посещались в основном икбал - фаворитками султана. Простых рабынь к ним не допускали, но Илия умела найти подход к каждой из кальф. Мне же надо было не высовываться и вести себя тихо.
Несмотря на тягу к знаниям, моё взрослеющее тело не могло не привлекать к себе внимание. Мои формы округлились, стали соблазнительными – я часто ловила на себе взгляды евнухов и прохожих на улицах города. И это смущало меня. Еще я старалась следить за своим весом и фигурой, чтобы не «расплываться», как это делали многие наложницы, считая, что «мягкость – самое главное». Волосы, раньше тусклые, стали темнее самых черных оливок, выращиваемых в садах нашего Сераля. Они отросли ниже пояса. Нередко у меня появлялось желание обрезать их, поскольку, выполняя грязную работу, после мне подолгу приходилось их отмывать. Но Илия не позволяла. Карие глаза стали еще глубже и выразительней. После нескольких уроков, полученных у одной из наложниц, я научилась правильно накладывать макияж, подчеркивая только достоинства и скрывая недостатки.
Без должной скромности, я могу утверждать, что была жемчужиной моей кальфы. Она умело направляла энергию, которая била из меня ключом, не позволяя переступать черту, проведенную валиде-султан. Шесть лет она растила меня, как собственную дочь, наставляя и оберегая от интриг, царивших в гареме. Словно выжидала удобного момента. Но долго это продолжаться не могло.
Каждый год кальфы должны были представлять взору матери-султанши или же её заместителю, главной экономке, своих преемниц. Тогда решалась судьба молодых девушек: или они оставались на своем месте, или их приставляли к одной из достопочтенных женщин, которые занимали высокое положение в Серале, или же их отправляли к другой кальфе, считая, что от них будет больше пользы в другой сфере.
Пять лет подряд меня принимала экономка. Правда, без должного интереса, отправляя меня восвояси. Я не была против. Может показаться удивительным, но я не особо стремилась попасть под взор султана, хотя практически все женщины жаждали этого. Я наслаждалась свободой, пускай и ограниченной, впитывая, как губка, премудрости жизни.
На шестой раз меня приняла мать-султанша. Похоже, кто-то нашептал ей о рабыне, свободно посещающей занятия для высшего общества гаремлика.
— Гаремлика? — переспросила я.
— Так называют женскую половину Сераля.
Сью открыла рот, чтобы продолжить рассказ, но тут за дверью раздалось:
— Остановка час.
— Время уже позднее, — произнесла я, смотря на часы. Половина двенадцатого ночи. До места назначения оставалось меньше шестнадцати часов. Второй день, проведенный в рассказе, убежал, как песок сквозь пальцы.
— Не волнуйтесь, я обещала, что расскажу всю историю, — Сью улыбнулась и откинулась на подушку. Она задумчиво потеребила прядь волос, пошевелила губами, словно подбирая слова. — Так вот. Мать-султанша долго и придирчиво осматривала меня. Похоже, она помнила того дранного котенка, которого принесла за пазухой Илия шесть лет назад. «Я же говорила, что из тебя вырастет прекрасный цветок, — она широко улыбалась, хотя глаза её были холодны, — Я хочу поговорить с твоей наставницей. Подожди за дверью». Я повиновалась. Находиться в покоях валиде-султан было не очень приятно – слишком яркая и кричащая обстановка была там. От разнообразных благовоний кружилась голова, и слезились глаза. Нет, я никогда не любила ни её, ни эти комнаты, — Сью поморщилась и повела плечами.
Она снова замолчала. Не вытерпев, я задала вопрос, который несколько часов не давал мне покоя:
— А что же случилось с вашим Братом?
Женщина вздрогнула и подняла на меня взгляд.
— Ты хорошо улавливаешь детали.
Я не знала, было ли это похвалой или просто констатацией факта, но всё равно кивнула.
— Я как раз таки подошла к нему. Я стояла за дверью, дожидаясь Илию. В гаремлике я бывала редко, мимоходом, когда шла на занятия. Поэтому у меня появилась возможность осмотреть здесь всё получше. Я не буду надоедать тебе описаниями архитектурных изысков помещений и их обстановки. На это и дня не хватит.
Мой осмотр прервал подошедший юноша. «Сью, это ты?» — спросил он, всматриваясь в моё лицо. Я же стояла, раскрыв рот. Шесть лет прошло, как мы последний раз виделись. Ему было тогда около пятнадцати. «Что ты здесь делаешь?» — это единственный вопрос, который завладел мной. Ведь если он имел право доступа в гаремлик, это значило только одно. «Я преемник первого евнуха. Через несколько лет он собирается покинуть свой пост», — с добродушной улыбкой произнес Брат. Той самой улыбкой, которая поддерживала меня в нашем нелегком прошлом. «Но как же…?» — еще один вопрос я задать не успела. Илия покинула покои матери и, не сказав ни слова, потянула меня в сторону кухонь. «Увидимся», — Брат на прощание махнул мне рукой и пошел в противоположную сторону.
Тогда я почувствовала себя такой несчастной. И это несчастье сопровождало меня после. Изо дня в день, из года в год. Я не хотела становиться рабыней икбал, но так пожелала валиде-султан. Еще один поворот судьбы.
Моя жизнь теперь вертелась вокруг одного человека. Принеси, подай, сделай это, не делай того. Я лезла из кожи вон, чтобы получить одобрение, но вместо этого слышала: ты плохая рабыня, руки бы оторвать, у твоей попечительницы был дурной вкус, она не смогла тебя научить ничему толковому – очень много нелестных слов я наслушалась от моей хозяйки. Так много, что возненавидела её. О, это ужасное чувство – ненависть. Оно сжигала меня изнутри. Струилось по венам, заменило кровь. Только уважение к Илии удерживало меня от крупных и открытых пакостей. В услужении икбал я была два года. Я научилась юлить, стала двуличной: могла вежливо и, даже, подобострастно смотреть на свою госпожу, при этом придумывая очередной способ испортить ей жизнь. Но её жизнь рухнула без моей подачки, — Сью злобно осклабилась.
Её лицо стало похоже на мордочку хищного юркого зверька. Я судорожно сглотнула, раскрывая еще одну личину моей попутчицы. Но это выражение было мимолетно, и через несколько секунд передо мной снова сидела красавица, притягивающая взгляд своими плавными движениями.
— Султан разрушил её жизнь. Она два года проходила в его фаворитках, но не смогла забеременеть. От таких девушек обычно избавлялись. С моей злобной госпожой было покончено, и я, по сути, должна была вернуться к Илии.
Если честно, я была рада этому. Моя душа требовала исцеления. Мне было противно то чувство, которое завладело мной. Поверь, я желаю тебе никогда не познать его. Ненависть меняет людей. Я не была исключением.
За годы моего служения у икбал я нередко сталкивалась с Братом и каждый раз испытывала жгучий стыд за свою двуличность. Он так открыто приветствовал меня, интересовался моими успехами… Конечно, мне было что ему рассказать, не считая подлянок, но от этого легче не становилось.
Как я уже говорила, я ожидала, что меня отправят к Илии, но этого не случилось. Меня, можно сказать, повысили. Наверное, Брат замолвил словечко перед одной из кадин. Она ждала ребенка и нуждалась в пристальном и внимательном уходе. Я стала прислуживать своей госпоже вместе с другими рабынями и евнухами. Моё сердце несколько смягчилось к ней, поскольку госпожа относилась к нам с уважением, которое было редкостью и высоко ценилось.
Служба продлилась около трех лет. В моем окружении сформировался костяк из самых выносливых и живучих прислужниц – нас невозможно было заменить или сместить, поскольку мы на совесть выполняли свою работу, крепко держась за облюбованное место. К сожалению, постоянная борьба за внимание госпожи привила мне жестокость и хитрость, которую я проявляла по отношению к другим рабыням. С Братом я сталкивалась постоянно, но с каждым разом мне всё труднее было видеть его. Что-то внутри меня надломилось за последние годы услужения, заставив задавить в зародыше то нежное чувство, которое я испытывала к нему.
После рождения ребенка моя госпожа стала второй женой султана. Тогда-то я впервые и увидела своего господина. До сих пор не могу понять, как за одиннадцать лет, проведенных в Серале, я ни разу не пересекалась с ним, хотя господин был частым гостем в своем саду.
Его считали чудаком за любовь к науке. У него даже была своя лаборатория, в которой он ставил многочисленные эксперименты. Но, несмотря на это, он обладал суровым и крутым нравом. Попасть в его немилость значило подписать себе смертный приговор.
Мне исполнилось двадцать два года, когда Илия предложила мне выйти замуж за одного из аристократов – её знакомого, который положил на меня глаз, увидев мельком на рынке вместе с ней. Она не хотела, чтобы я оставалась еще дольше в Серале, упуская свою молодость и предоставленный шанс. Ведь я не планировала завоевывать внимание султана. Но тогда судьба снова сделала крутой поворот.
Как бы абсурдно это не звучало, но мне пригодились уроки, которые я получила от бабки. Тот сезон выдался очень холодным. С морей постоянно дули пронизывающие ветра, гуляющие сквозняками по коридорам дворца. Многие обитатели Сераля страдали, в лучшем случае, от простуды. Но она очень часто протекала с осложнениями, которые были смертельны. Тогда наш султан объявил, как бы так выразиться… — Сью закатила глаза, подбирая нужное слово, — Конкурс. Да, именно конкурс. Он сказал, что та девушка или женщина, которая сделает своими руками самую теплую вещь, будет вознаграждена по заслугам. Какой же переполох был в гаремлике! Можно было поспорить на счет того, кто больше метался: евнухи, которым были поручены сотни заданий, или же обитательницы, следившие друг за другом.
Тогда я ощутила всю мощь женского соперничества. Те, кто не обладал навыками рукоделия, объединялись небольшими группками и пытались испортить жизнь другим женщинам, не позволяя выбиться вперед. Меня эта участь не миновала. Я спряла из шерсти, привезенной из-за моря, прекрасные нитки, которые потом пустила на вязание накидки для своего господина. Удивительно, что я вообще смогла закончить её. Рукоделием приходилось заниматься по ночам, когда спала госпожа. Было несколько «случайных» несчастных случаев, из-за которых я чуть не свернула себе шею и не лишилась глаз. Недоделанную работу поджигали, резали, крали… Но я всё равно упорно мастерила свой подарок. Приходилось скрываться у Илии, поскольку она была единственным человеком, которому я могла доверять, не считая Брата.
В обозначенный день все сдали свои изделия главному евнуху, который доставил подарки господину. С каким же желанием все ожидали его ответа. Но султан снова повел себя не так, как предполагалось. «Вы все прекрасно потрудились! Но я не смог среди вас выбрать одну единственную, которая отличилась!» — голос Сью был наполнен горечью.
— Было обидно? — спросила я у неё.
Она криво улыбнулась и кивнула.
— Да, было очень обидно. Даже те, кто ничего не делал, не испытывали торжества. Никто не получил заслуженной или незаслуженной славы и милости.
Тогда я отправилась к Илии. Я долго плакала, проклиная султана. Зачем вообще я решила учувствовать в этом глупом конкурсе? Ведь меня ждал мой жених. А столько сил был потрачено! Его поступок задел меня до глубины души. Так жестоко посмеяться надо мной, над всеми обитательницами гаремлика, которые жаждали его внимания. И я поклялась, что завоюю сердце это мужчины и отомщу ему за оскорбление! Как же это было глупо. Несмотря на свою образованность, я всё еще оставалась наивной девочкой.
Илия, моя милая Илия, которая стала для меня третьей матерью, после моей родной и бабки – она пыталась меня успокоить, отвернуть злые мысли и направить их в мирное русло, — женщина с грустной улыбкой качала головой, — Но я не слушала её, твердо решив исполнить задуманное.
У моей госпожи я выпросила посещение уроков любви, сказав, что вскоре собираюсь покинуть Сераль и выйти замуж за мужчину, обеспеченного и искушенного в любовных делах. Это не было ложью… почти. Она согласилась, искренне радуясь за меня. За свою неискренность я не испытывала тогда стыда. Потом потекли приемы, которые устраивал султан, коротая холодные дни. На своих плечах он носил мой плащ… Я, незаметно для других, приближалась к господину, стараясь как можно чаще попадаться ему на глаза. Это возымело успех. Не прошло и двух месяцев, как он заметил меня. Я стала гезде, или попавшейся на глаза. Тогда мне пришлось покинуть мою госпожу, которая перестала ей быть. Она была рада за меня, и эта радость раздражала так же, как и улыбка Брата, которую я очень давно не видела.
Через несколько дней султан принял меня. «У тебя необычная внешность для этих краев. Я давно наблюдаю за тобой, за твоими прекрасными волосами цвета ночного неба и глубокими, как бездонный колодец, глазами, что неотступно следуют за моей второй женой…» — такие слова он мне сказал и отослал прочь, велев дожидаться его призыва.
Первые дни на меня постоянно были обращены насмешливые взгляды. «Отвергнутая раз не получит второго шанса», - так говорили они. Но я, собрав всю волю в кулак, подавляла страх, гордо подняв голову и выпрямив спину. Прошла неделя, за ней вторая. Султан не торопился со своим призывом, он прекратил приемы. Я начинала злиться. А со злостью пришло удушающее чувство безнадежности. Свой шанс удачно выйти замуж я упустила. Обитательницы гаремлика расслабились, считая, что меня отвергли. Я не могла вернуться ко второй жене – моё место уже заняли. Поэтому большую часть времени я пропадала у Илии, выполняя мелкие поручения, или коротала время в одиночестве у пруда, что находилось на лавандовом поле. В моей душе была пустота. Мысли убаюкивал успокаивающий запах, предостерегая поспешные поступки. И на что я надеялась?
Когда отчаяние достигло своего пика, за мной пришел Брат. «Идем, султан хочет видеть тебя», — его слова были самыми желанными за последние три недели. Меня быстро привели в порядок и отпустили к господину.
После этой встречи я стала кадиной, минуя икбал. Личные покои, свои прислужницы и евнухи – всё это я получила, лишь проведя одну ночь с султаном. Я стала первой среди фавориток, я носила под сердцем его ребенка после первой ночи. Сила и власть, попавшие в мои руки, вскружили голову. Всё лучшее доставалось мне: одежда, украшения, яства. Господин проводил все ночи со мной, лишь изредка отлучаясь к своим женам. Это раздражало. Я хотела, чтобы он был всецело моим. К тому времени я забыла о клятве, которую дала, упиваясь всесилием.
Обитательницы гарема, все до единой, стали моими врагами. Их шипение я слышала из-за каждого угла. Поэтому по коридорам за мной всегда следовало хотя бы два евнуха, которые защищали меня от предательского кинжала или от иглы с ядом. Каждая пыталась убить меня, но я смеялась и кидала эти жалкие попытки им в лицо, отвечая в десятки раз хитрее и тише! Я казалась себе непобедимой.
Единственной ложкой дегтя был Брат. Я часто ловила на себе его осуждающий взгляд.
Через девять месяцев родился ребенок, которого я отослала от себя, поручив его нянькам. Тогда последней каплей во всеобщем терпении стало провозглашение меня первой женой. Прежняя испустила дух, подхватив простуду. Меня возненавидели все обитатели Сераля. А я купалась в этой ненависти, как в бассейне, наполненном прохладной водой, которая так приятно освежала в жаркую погоду. Это был мой взлет, мой расцвет! — Сью прокричала эти слова, взметнув руки к потолку. В глазах пылало жаркое победоносное пламя.
Я несколько раз открыла и закрыла рот, словно рыба, выброшенная на берег. Я кожей чувствовала отголоски торжества этой женщины. Огонь в её глазах пугал. Она была похожа на фанатика, который готов защищать свою веру любыми доступными и недоступными способами. Но в миг что-то переменилось. Словно из Сью весь воздух выпустили. Руки безвольно упали, глаза закрылись и из-под закрытых век выкатились слезинки. Женщина судорожно вздохнула и прикрыла лицо ладонями.
— Как же я была глупа… — сдавленно произнесла она, — Вокруг я видела только врагов. А ведь у меня было столько верных друзей… Илия. Брат. Вторая жена, которую я извела со света. Некоторые прислужницы, евнухи. Они пытались достучаться до моего сознания, зная прошлую меня. Но я не слушала, зло усмехаясь и нашептывая своему господину нехорошие слова.
А ведь она ничего не сделала! Просто была не внимательна и оставила свой шелковый платок в саду. Я знала об этой черте и воспользовалась случаем, подбросив его одному из евнухов, который был особо близок с ней… Султан зарубил вторую жену в порыве ревности. Он всё-таки её любил. Я не могла с этим смириться. Я занималась травлей. Каждому досталось. Даже матери-султанше, которую я терпеть не могла, — Сью тяжело вздохнула и отняла от лица ладони.
Её глаза были полны слез, в голосе было настолько сильное раскаяние, что меня пробрало до костей.
— Столько зла я принесла обитателям Сераля. В том числе и Брату, который к тому времени стал первым евнухом своего господина. Четыре года, вы можете себе представить, четыре года никто не осмеивался меня остановить.
— А султан? Разве он не видел того, что вы делаете? — спросила я у женщины.
— Видел, но закрывал глаза. Я же говорила, он был чудаком. Наверное, вбил себе в голову, что это очередной эксперимент, в который ему не стоит вмешиваться, — Сью грустно улыбнулась и ненадолго замолчала.
Меня клонило в сон. На горизонте блеснули первые лучи солнца – наступало утро.
— В тот день я задержалась в саду на лавандовом поле. Чувствовала себя неважно: болела голова, и ломило тело. Поэтому, решив остаться в тишине, наедине с собой, я отослала своих телохранителей, а сама ненадолго задремала среди шуршащих трав и успокаивающих запахов. Обратно, в свои покои, я возвращалась, когда стемнело. Из центрального зала, где собиралась большая часть обитательниц гаремлика, раздавались веселые голоса. Поэтому я решила пойти обходным путем, который был в два раза длиннее, чем идти через зал. Мне не хотелось видеть искаженные страхом и ненавистью лица. Непонятная усталость сковала моё тело, я еле-еле переставляла ноги. Мне надо было пересечь один из коридоров, которым пользовались слуги, разносившие пищу. В такое время здесь никого не было. Только газовые лампы бросали холодный свет на каменный пол. Эхо моих шагов гулко отражалось от стен. Мне всё чудились странные тени, притаившиеся за колонами, и чье-то дыхание. Но я списывала это на уставшую голову.
Меня снова спас Брат. Крикнул, переключая внимание на себя, когда за моей спиной возник мужчина. Я упала на каменный пол, лезвие кинжала, которым меня собрались заколоть, лишь царапнуло кожу чуть ниже лопатки. Осталась небольшая отметина, как память о произошедшем.
Долгие годы вражды со всем Сералем сильно пошатнули мою нервную систему. От покушения я отходила долго, осмысливая свои поступки. Несмотря на то что, оно было не единственным, убийце впервые удалось подобраться ко мне так близко. Теперь мне не нужна была та мишура, которой я наслаждалась. Интриги, мелкие и крупные пакости, ответы на колкости – это не имело значения. Самым важным была только жизнь, которую я чуть не потеряла.
Попробуйте представить себе мотылька, который знает, что огонь опасен и несет в себе смерть. Это знание есть, и оно некоторое время оберегает его. Но затем он всё ближе и ближе подлетает к огню. Знание всё еще останавливает его, но любопытство и восторг тянут всё сильнее. В конечном итоге мотылек подлетает к пламени настолько близко, что опаляет крылышки. Боль, разочарование в себе и в других. Ведь ему не сказали, что будет ТАК больно. И он, залечив свои раны, решается на еще одну попытку, кидается в пламя… и сгорает.
Я тоже сгорела. Я отказывалась разговаривать с султаном, рискуя навлечь на себя его гнев. Отсылала прислужниц и других женщин, которые хотели утешить меня. Тогда пришла Илия, о которой я и не вспоминала. Она долго говорила о добродетели, о знании, о людях, о прошлом. Она раскаивалась в том, что не смогла меня уберечь от произошедших во мне переменах. Хотя кругом виновата была именно я!
Постепенно я оправилась. И… стала прежней. Точнее старалась быть прежней. Два следующих года тянулись как жвачка. Страсти в женской части гарема улеглись. Первые полгода меня пытались сместить, но, не получая ответной реакции, эти попытки быстро затухли. Я крепко держалась за своё место, при этом стараясь выполнять все обязанности приписанные положением. Снова стала посвящать время книгам. Заинтересовалась наукой, которой занимался господин. Вначале, он недоверчиво отнеся к моему интересу, но после дал разрешение присутствовать на некоторых экспериментах.
Все мои эмоции и чувства завяли. Внешне — спокойная и собранная, внутри – сгорбленная и побитая. В свои двадцать девять я чувствовала себя столетней старухой.
Еще одним ожидаемым ударом стала реакция моего ребенка. Пятилетний мальчишка не признал меня своей матерью. В этом не было ничего удивительного. Но это оставило в моей душе еще одну дырку, которую невозможно было закрыть.
Стены Сераля стали давить на меня. Я жаждала свободы. Залечивать раны душевные я уходила к Илии. Тогда она отводила меня в свою комнату, усаживала перед зеркалом и начинала расчесывать волосы, что-то напевая. Мне становилось легче.
«Что с тобой случилось, милая моя? Поведай своему господину и мужу, что терзает тебя», — каждый раз султан спрашивал меня, словно видел насквозь. Но я улыбалась и качала головой: «Всё прекрасно, господин мой».
После покушения за мной почти постоянно следовал Брат. Оберегал от злых языков, разговорами умело отводил печали. И мне казалось, что мы снова дети, которым было страшно, которые держались друг за друга, жили друг другом. То чувство, которое я задавила, снова стало прорастать, наполняя меня нежностью, смешенной с горечью.
«Сью, что тебя тревожит?» — он часто задавал этот вопрос. Но я не отвечала. Боялась, что он не поймет меня. Но раз я проговорилась. Сказала, что хочу покинуть Сераль, отправиться на свободу, начать жить заново. О чувствах умолчала. Незачем было тревожить его душу, ведь он был доволен своей жизнью.
Брат качал головой, подтверждая мои страхи. Для первой жены султана смерть была единственным выходом на свободу.
Прошел еще год, мне исполнилось тридцать. Всё больше времени я стала проводить на лавандовом поле или же в тени деревьев, продумывая варианты побега. Тогда эта идея полностью завладела мной. В те годы, когда я служила на кухнях, я досконально исследовала всю территорию дворца. Не было места, о котором я не знала. В голове созрел четкий план. Но для его осуществления мне нужна была помощь Илии и Брата.
Они долго отнекивались. Брат, потому что знал, как разъяриться султан. Илия боялась, что обман раскроют и, тогда никому не сносить головы. Но мне удалось их уговорить. План был прост. Я должна была укрыться в небольшой грузовой машине, которая раз в неделю выезжала на рынок, чтобы продать вещи, изготовленные в Серале: духи, ткани, одежды, кое-что из фруктов и благовоний. Илия обещала отвлечь рабочих, чтобы мне удалось незаметно проскользнуть и укрыться. Брат должен был стоять на посту, где проверяли груз, который везли машины. Почти месяц ушел на подготовку. Я привила себе привычку проводить целые дни в комнате, чтобы после моего исчезновения был хотя бы день, чтобы меня никто не хватился.
Побег прошел гладко. Я прихватила с собой самое необходимое, оставив все драгоценности в Серале. Не хотела я казаться воровкой, ведь господин столько сделал для меня. В порту ждал корабль, отходящий от берега восточной страны в Европу. Здесь-то и начались сложности. Женщинам запрещалось подниматься на борт без сопровождения или разрешения мужа. Тогда я еле-еле уговорила капитана, обещав не высовываться на палубу и вести себя как мышь. Не знаю, откуда взялась тогда такая доброта в его суровых глазах, но меня пропустили. Я укрылась в каюте. Какая жуткая морская болезнь у меня была, — Сью передернула плечами.
Решив сделать небольшой перерыв на поздний завтрак, я сходила за кипятком к проводнице. На столе лежало печенье.
— Я смотрю в вашей сумке запас, — улыбнувшись, отметила я.
— Иногда хочется себя побаловать, — женщина приняла из моих рук стакан.
Несколько минут мы усердно жевали печенье и мои конфеты, недоеденную пачку которых я обнаружила в сумке.
— Меня поймали, — неожиданно начала Сью, — Узнав, что я сбежала, султан отправился в погоню. Снарядил корабль, который догнал наш в одном из портов. Тогда я пыталась скрыться, но незнакомый город сыграл со мной злую шутку. Меня связали, несколько дней держали без еды и воды. Господин почему-то не торопился. Я вся извелась и, наверное, покончила бы с собой, но мешали путы. Потом меня привели к нему. Он был спокоен. Гнев, который я видела в нем, когда меня поймали, утих.
«Почему ты это сделала? — тихо начал он, — Разве ты не была моей любимой женой, разве не ты получала самое лучшее? У тебя было всё: прекрасные прислужницы, любящий муж, книги, комфорт… Скажи, чего тебе не хватало?»
«Свободы».
«Какой такой свободы?»
«Свободы, которая позволяет свободно ходить по земле, общаться с желанными людьми, делать то, что заблагорассудиться, и не подчиняться своему господину», — последние слова я произнесла очень тихо. Но он услышал. Он поднялся из кресла и подошел ко мне, стоящей на коленях. Взял меня за подбородок, поднял голову, чтобы его взгляд встретился с моим. А я приготовилась к смерти. Ведь таково было наказание за измену.
«Я должен тебя убить. Ты знаешь это, — он внимательно смотрел мне в глаза. Его голос был наполнен болью. — Но я не могу этого сделать!» — он оттолкнул меня от себя и отступил на несколько шагов, отвернувшись.
Я лежала на полу, слезы заливали лицо. Но я твердо решила, что не буду просить о пощаде. Это было бы низко.
«Встань, поднимись на ноги», — я подчинилась тону, пресекающему возражения.
Он обошел меня несколько раз, вглядываясь. Я дрожала как осиновый лист. Я боялась, что он узнал, кто помогал мне в побеге. С соучастниками он бы медлить не стал.
«Ты вернешься ко мне, неверная жена? Я готов простить тебя и снова принять в свои объятия».
«Нет», — я отрицательно качнула головой.
«Что даст тебе свобода, которую ты желаешь? Ты проживешь свою жизнь в нищете, ведь у тебя ничего нет!» — его голос сорвался на крик.
Я молчала. Господин ждал.
«У меня есть я», — таков был мой ответ.
Он резко сократил дистанцию между нам и прижал меня к себе. Его губы оказалась напротив моего уха.
«Тогда убегай. Чтобы больше я тебя не видел. Никогда», — прежде, чем отпустить меня, он надел на мой палец вот это кольцо.
Сью показала на тонкую золотую полоску на безымянном пальце.
«Пусть это кольцо напоминает тебе о то, какую боль ты причинила своему господину, который любил тебя».
— А что на нем написано?
— Благословен дар, когда даритель безымянен. Это напоминание о моей прошлой жизни… И, знаете, я никогда его не снимаю. Чтобы помнить, насколько сильно меняется человек, как гибок и тверд бывает он, как легко поддается соблазнам и как тяжело прорывается к свету.
***
Мы сошли с поезда на серый перрон большого города.
— Спасибо за то, что помогли скоротать долгую поездку, — поблагодарила я Сью.
Женщина только кивнула в ответ и, махнув рукой, скрылась в толпе. Пропала, как пропадают все, оставив в моей памяти необычную историю жизни.
То, что после счастья. То, что после спокойствия. То, что после ненависти. То, что после любви.
Так всё-таки что после?»
@темы: Пишу за книгу: 04.13 - 05.13, Пишу за книгу: все работы
-
-
13.05.2013 в 02:08Итого:
Идея: 5
Исполнение: 8
-
-
16.05.2013 в 08:00Только я не поняла, к чему нужна была писательница в начале произведения.
Идея: 7
Исполнение: 9
-
-
20.05.2013 в 17:10Идея: 7
Исполнение: 5
-
-
21.05.2013 в 18:48Идея: 6
Исполнение: 9
-
-
23.05.2013 в 20:23Исполнение: 8
При том что текст написан хорошо, в нем явно не хватает эмоций.
И я считаю, что автор не раскрыл в полной мере тему конкурса: в смысле, рассказчица пообещала, что к концу читатель поймет, отчего ее историю назвали бы "То, что после" Но рассказ заканчивается, а выводов и обещанного "вы поймете" - нет.
Хотя написано, конечно, очень и очень.
-
-
24.05.2013 в 11:10Идея: 6
Исполнение: 7
-
-
24.05.2013 в 14:20Суммарные баллы:
Идея: 37
Исполнение: 46
Средний балл:
Идея: 6, 17
Исполнение: 7,67
Общий балл: 13, 84
-
-
24.05.2013 в 16:28У меня вот совершенный восторг, еще когда принимала текст, вызвал стиль. Совершенный восторг до зубовного скрежета "ятожетакхочууметь".
При этом история с таким стилем категорически не понравилась, то есть лично у меня читалась со скрипом.
Сейчас, на свежую голову, могу даже сказать, что идея-то хороша, не смотря на то, что она кажется достаточно классической, все равно хороша.
Просто именно с этим безумно прекрасным стилем она сочеталась очень и очень странно. И самой композицией рассказа. То есть атмосферу они создали какую-то не такую, какая могла бы подходить самой истории. Возможно, без человека, которому историю рассказывали - и от первого лица совсем, не из прошлого, как-то иначе, история пробрала бы больше.
Но да, и называть историю открыто внутри текста "То, что после", и по честному понятно ее не раскрыть - немного запутало.
Но стиль - стиль прекрасен.
Смутно подозреваю, что мой отзыв совершенно не важен, но автору все равно спасибо
-
-
24.05.2013 в 20:56Согласна, что текст получился немного недоработанным в плане сюжета, но это я поняла чуть позже, когда менять что-либо было поздно.
С следующий раз придумаю что-нибудь оригинальней.
читать дальше
Спасибо огромное организаторам "Пишу за книгу". Вам за терпение и умение отдельные печеньки