ВНИМАНИЕ! Это пилотная версия новой игры, просьба ознакомиться с правилами!
Первый ход: Когай А.И.
Название: Сокровище для дракона.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Горы золота: слитки и самородки, монеты с неизвестными гербами и профилями давно почивших королей, украшения, рабские браслеты с берегов Ру, доспехи, шлемы, мечи, - вокруг него. Он ждет, сжимая в когтистых лапах золотой кубок.
Золото в его глазах, переливается в вытянутых зрачках, которые пульсируют в такт его сердца: медленно, размеренно.
Его огонь тоже золотой, рождается где-то в длинном горле, и Альк, отступая от опаляющего жара на шаг, представляет, что и внутри дракон тоже - из золота.
Золото всюду.
читать дальшеКогда Трисам предложил отправиться в логово к чудовищу, Альк только посмеялся: младший брат любил выказывать безумные идеи, и мечтал о всяких глупостях, вроде женитьбы на принцессе, волшебном перстне, пиратских приключениях. Или, вот, дракона ограбить.
Но глупая и отчаянная мысль не давала Трисаму покоя, и однажды он собрал в заплечный мешок еду на три дня, чистую рубашку и штаны, прицепил к поясу топорик и отправился к гнезду дракона. Ускользнул непутевый альков братец ночью, в час между волком и серой кошкой - в самое темное и злое время.
Когда утром Альк хватился брата, тот уже был далеко.
Понять, куда отправляется дурак-Трисам, было не сложно - он весь месяц говорил о драконах и способах их умерщвления. Да и еды он взял ровно столько, чтобы хватило как раз до Белых Клыков.
Альк, наспех собираясь, сквозь зубы ругал глупого брата - мальчишка даже не подумал, как будет возвращаться домой с гор без еды. О том, что брат может и не вернуться, Альк старался не думать. Он надеялся вернуть Трисама уже к вечеру.
Но нагнать легконого и быстрого мальчишку, с малолетства бродившего с отцом по лесам и дорогам Семи Королевств, было невозможно. Особенно для книжного червя Алька, который в кресле и повозке провел больше времени, чем на своих двоих.
И, сбивая с непривычки ноги, Альк проклинал себя за то, что согласился приехать в это захолустье, где даже нормальной брички было не нанять. Да и толку с этой повозки - в лесу.
Еще Альк благодарил всех богов за то, что родился наполовину селком: он легко шел по следу младшего брата, отыскивая родной запах среди миллиона других.
Альк понял, что опоздал, когда едва не свалился прямо в драконье гнездо. Запах Трисама несомненно вел в пещеру, жадно распахнувшую свой зев. Слабый, почти погребенный под тяжелым ароматом золота, огня и времени.
Альк не знал, что делать.
Отец, пока еще был жив, всегда говорил: "не знаешь, куда идти дальше - ступай прямо. Смотри только вперед, и все будет в порядке"
И Альк теперь, стоя на пороге логова чудовища, вспомнил слова отца и поступил согласно его совету: сделал глубокий вдох и пошел прямо на обед к дракону.
Леммивинкс, Король Хомячков: второй ходвторой ход.
Как только сковывающий страх немного выпустил Алька из своих когтей, а в глазах перестали плясать разноцветные круги, вызванные яркой вспышкой пламени в темноте пещеры, юноша с ещё большим ужасом осознал, что дракон и не пытался его атаковать - он попросту вздохнул, пробуждаясь. Теперь чудовище с металлическим шелестом и под аккомпанемент звона рассыпающихся монет поднимало голову на гибкой шее, оглядывая пылающими в полумраке глазами своего гостя.
-Кто, - вероятно, таким голосом могла бы говорить доменная печь, обрети она дар речи, таким глубоким, рокочущим, отдающим сталью и с каждым словом, сопровождающимся волной жара, - кто пришёл ко мне незваным?
К разговору Альк вообще-то не был готов... Однако снести голову, сравнимую с ним самим по размеру, молодецким ударом он был готов ещё менее. А если дракон может говорить, значит, с ним можно и договориться, не так ли? С трудом сглотнув ком в горле, Альк начал крайне неуверенно:
-П-простите за беспокойство... Я... Я ищу своего брата...
Когай А.И.: третий ходтретий ход.
- Его? - Пророкотал дракон, поворачивая голову куда-то влево.
Альк неуверенно посмотрел в ту сторону и увидел золотую клетку, в которой сидел его непутевый брат: зачарованным взглядом Трисам наблюдал за разноцветными всполохами в глубине драгоценного камня, который он сжимал в руках.
- Что с ним? - Прошептал Альк, подходя ближе.
Трисам был бледен, словно смерть, и неотрывно глядел в кристалл. Альк забрался вплотную к клетке: со звоном осыпались монеты под его ногами, - и протянул брату руку сквозь прутья, но тот даже не повернулся.
- Что с ним? - Повторил Альк.
- Он платит за свою глупость. - Раздался грохот на головой. - Он вздумал ограбить дракона и теперь обречен глядеться в чужие сны до самой смерти.
Сото Соно: четвертый ходчетвертый ход.
- До самой смерти? Как? - слова вырываются из горла, только он их думает, и звучат в воздухе раньше, чем он собирается их сказать.
Громовым рокотом прокатывается драконий смех по пещере.
А Альк на секунду ловит здравую мысль за хвост - и думает: всякое заклятье можно снять.
Найти волшебника или поискать в книгах - чего только нет в книгах.
Или договориться с драконом. За смелость в старых книгах даруется везение и награда - а высшая награда ему - живой младший брат. Но слов Альк не знает верных, и раздумывать ему некогда.
- Он дорог мне, он - мой единственный брат. Он мечтатель, и совершил глупость - я надеялся остановить его, но не успел. Скажи мне - могу ли как-то я спасти его? Я прошу прощения за него - и себя - не уследил.
Человечичек: пятый ходпятый ход.
- О, да... я понимаю, - опять низким рокочущим смехом подавился дракон. - Понимаю...
И дракон опять замолчал. По его глазам было очень трудно определить, чувствует ли он что-то или ему все равно. Но растерявшемуся Альку что-то подсказало, что в этих странных, смотрящих в вечность глазах прячется лишь ленивая скучная насмешка и ни о каком человеческом понимании (конечно, насколько это возможно в данной ситуации) речи даже не идет. Будто дракон вроде смотрит и ждет что-то от него и одновременно словно опять впал в оцепенение.
- Так... кхмм, - Альк откашлялся. - Я смогу что-то сделать?
- Ооо... - опять этот горячий треск. - Конечно, ты очень многое можешь сделать.
Парень про себя выругался. Конечно может.
- А спасти брата я могу?
Дракон снова засмеялся, и, судя по тому, как он задумчиво водит золотым страшным когтем по звонким монетам под собой, что-то сделало его довольным.
- Я принимаю ваши прощения.
Неожиданно он тяжело и грузно поднял блестящее брюхо о подполз в сторону Алька. От сделал шаг назад, подальше от греха и когтей, и уперся в каменную стену. Дракон закреб от себя кучу золота.
- Хочешь? - пророкотал он. - Могу дать больше. Хочешь?.. Только уходи. Уходи без брата.
Альк опешил. Вот так. Называется, договорись с драконом.
- Спасибо большое за вашу щедрость, но боюсь, я должен все-таки отказаться. Мне бы брата вернуть...
Молодец, Альк, сказал себе парень. Сколько книжек перечитал - ну хоть ты тресни, не приносило счастье драконово это золото.
- Вот как, значит...
Дракон опять лег.
Когай А.И.: шестой ходшестой ход.
- Брат тебе дороже золота, значит? - Выдохнул дракон Альку в лицо.
Дыхание чудовища пахло металлом и огнем, и Альк, если бы мог, отступил. Но позади была стена, а под ногами - блестело золото, от которого он отказался. Проклятое, кровавое золото, которое губит его брата.
- Да. Дороже.
Голос Алька звучал твердо, но самому юноше казалось, что он звенит, словно монеты, будто сам его голос покрылся тяжелым золотым налетом. Золото вокруг него блестело, осыпалось тихим звоном, плавилось, стекая к ногам, словно вода, таяло в воздухе - с каждым вздохом Альк чувствовал запах металла, с каждым вздохом золото входило в его кровь и плоть, растворялось внутри и все окрашивало тусклым светом.
Альку казалось, что он и сам превращается в золотую скульптуру, и скоро в пещере станет больше сокровищ - и только его непутевый братец будет сидеть в клетке, глядя в радужные сполохи, пока чужеродное волшебство не выпьет его душу до дна.
- Трисам, - вспомнил Альк.
Трисам сидит в золотой клетке, Трисам ждет, когда старший брат спасет его.
Альк с трудом стряхнул с себя наваждение: золото исчезало из него, вытекая из сознания по капле, и теперь юноше больше не казалось, что вместо крови по венам течет расплавленный металл.
Альк медленно приоткрыл глаза и наткнулся на темный, жадный взгляд, полный огня и торжества. Но огонь в драконьих глазах померк, а золото зрачков стало медленно покрываться ржой, когда Альк медленно, хрипло повторил:
- Дороже.
Над головой загремел гром - дракон смеялся. Весело, от души, если есть у чудовищ душа.
Альк стоял ни жив, ни мертв, шептал про себя молитвы, все какие помнил.
Рокот, наконец, утих.
- Дороже. - В который раз повторил дракон, словно пробуя на вкус. - Так дорог тебе брат, что ты не взял моих сокровищ.
Зашелестели монеты, сброшенные вниз небрежным движением лапы.
- Так дорог, - почти промурлыкал дракон, - что ты даже сумел побороть мою магию.
Блеск монет стал невыносимым, и Альк почувствовал, что снова задыхается в золоте - но через мгновение наваждение исчезло.
- Забавно. - Дракон наклонился поближе к юноше, который едва дышал, но не отводил взгляда от глаз чудовища. - Ну что же, человек. Ты впечатлил меня. Твоя преданность брату достойна восхищения - хоть он и никчемный мальчишка.
Дракон посмотрел на Трисама, что по-прежнему сидел, глядя счастливыми глазами в камень.
- Я дам тебе шанс, человек, - чешуйчатая голова приблизилась к Альку, протяни он руку - дотронулся бы.
- Я дам тебе шанс: принеси мне одну вещь, что я назову тебе, до того, как луна совершит полный круг, и я отпущу твоего брата. И, чем боги не шутят, может вознагражу тебя... Но если ты не сможешь добыть мне то, о чем я прошу, или не успеешь к сроку - брата не увидишь никогда. Согласен?
Альк облизал пересохшие губы.
- Что я должен принести?
Золотые глаза вспыхнули торжеством.
Сото Соно: седьмой ход
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Говорят, королю он сдался потому, что знает, где лежит проклятое золото.
Говорят, что за душой у него самого ни гроша - и все наряды, которые у него бывают, оплачены из королевской казны, куда наведаться он может в любое время дня и ночи.
Еще говорят, что медленно, с каждым днем, мелкая чешуя все выше поднимается по его телу, а на ногах уже у него когти - и потому носит он такие большие ботинки.
Говорят, что самое страшное оружие его - хвост, о котором можно забыть, если видеть почти человеческий облик и притерпеться к запаху. Или, наоборот, забыть, будучи сраженным запахом и медленно скользя взглядом, разглядывая, будто язвы, позолоченные чешуей руки и начинающую отблескивать золотом кожу прекрасного лица.
Еще можно забыть обо всем - взглянув в его глаза. Издалека всякому понятно, что его взгляд с издевкой, маленький нос, тонкие губы и мутные глаза не предвещают ничего хорошего.
Говорят, что если долго на него смотреть, полюбишь без памяти, и умрешь от неразделенной любви - потому что сердце его - словно камень под слоем льда, и ни что не расколет его и не растопит.
Красота его дьявольская, неземная, издалека он - почти человек, если бы не странный, золотой отблеск кожи и живой, подвижный хвост. Волосы и лицо его - на самом деле, как у ангела или ребенка, если бы не взгляд, которым он смотит на вас, если бы не запах, который заставляет отойти с его дороги, а, лучше отбежать на десять шагов.
Говорят, волосы его, мягкие, нежные, и легкие, словно пух, слегка вьющиеся, похожие на нити белого золота, тоже дьявольский дар и проклятье - и что растут они так же, как и чешуя - с каждым днем понемногу.
Чем дальше ползет чешуя, тем диковиннее его одежды - позолота доползла до солнечного сплетения, и он больше не носит рубахи, и сверкает позолоченным брюхом, пока еще бледно-золотыми кистями рук и появляющимися чешуйками на его плечах. Хотя в безветренную погоду его волосы и так все скроют.
Хвост его, тонкий, длинный, сам по себе похожий на змею, прячется в длинных и диковинных воздушных юбках, созданных из легчайших, прозрачных тканей, развевающихся по ветру вместе с его ангельскими волосами. К счастью, или к не счастью - для придворных дам, легкомысленных девиц, молоденьких служанок, поварих и мудрых старых матрон-болтушек, он так же носит брюки из дорогой заморской кожи и ботинки, скрывая тем самым все, что произошло с телом его ниже пояса.
С каждым днем запах все сильнее.
Когда пришел он к дворцовым воротам, позолота касалась только его пяток, а хвост не достигал колен, а ангельские волосы только-только касались плеч.
А, быть может, королю сдался он потому, что пока рассказывал чудной гость о своем приключении, смотрел он - вместе с дворцовой свитой, на него так долго, что влюбился вместе со свитой в него без памяти, и нет никаких сил - отпустить его, али прикоснуться.
Так и ходит он по королевским садам, по дворцу, заставляя разбегаться всех в разные стороны, а ежели кто попытается напасть - говорят, он может слегка придушить хвостом или показать тонкие и острые клыки, совсем не похожие на обычные, человеческие зубы.
Ест он в одиночестве, и готовят ему отдельный зал для еды - и не пускает он стоять над его душой ни одну служанку, и, как говорят те, кто уносят и приносят ему еду - порой накрытый стол остается почти не тронутым, а порой сметает он все подчистую.
И никто не знает, ждет ли король чего-то, и почему не идет за проклятым золотом, а может, просто надо, чтобы мальчишка с легкими, как пух волосами, совсем оброс чешуей, вырастил крылья и провел короля прямо к проклятому золоту, если вспомнит уговор о том.
Но, говорят, драконы все помнят.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Если вылить на нее все лучшие духи королевства - неумолимый запах никуда не исчезает. Если отмывать сутки с мылом или простоять в чистой реке - запах останется, и слабнет он только под ветром или струями воды.
Золотом пахло в логове дракона, и, когда уходил он оттуда - смутно он уже помнит, чем все тогда кончилось, затхлый запах пошел следом, привязался к нему и не отстает.
А говорили - что деньги не пахнут.
Все, что у него было, когда он уходил - мешочек с золотыми монетами, от которого он в спешке избавился, в надежде, что уйдет прОклятый запах.
Осталась всего одна, древняя монета, которую он преподнес королю, чтобы доказать, что говорит правду.
Сейчас он красив, как бог, но ему опротивела его красота - а каким он был до встречи с драконом - он вовсе не помнит, а, может, в доме его просто не было зеркал.
Ум его мутнеет вместе с глазами, и порой он не помнит даже - что за дело у него к королю, и почему пришел он сюда.
Хотя, на самом деле, он этого точно не знает - но одна из монет, которые он в спешке отдал, была отдана старой, мудрой гадалке, из тех, что никогда не прячутся за мишурой и блеском магических побрякушек, и та сказала ему держать путь к королю, и что только там он найдет свое спасение.
Легкие, словно пух, волосы, на деле кажутся ему тяжелыми гирями, и тянут его голову назад, и невыносимо устает его шея держать этот груз, а если обрезать их - за ночь отрастут они снова.
Всякая одежда мешает ему, и задевает нежные чешуйки, но он смутно помнит, что одежда - то, что делает его человеком.
А еще внутри него горит огонь - и если приложить ткань к непокрытой чешуей коже, рано или поздно она загорится.
Когда чешуя переползает через нижние ребра и подбирается к самому сердцу, за окном светит недавно народившаяся луна, и сердце, собираясь скрыться под кружевом чешуи, начинает болеть. Он почти не ест и не спит - как будто то топливо, что превращает его в обросшее чешуей чудовище, удерживает его в постоянном состоянии полусна-полубодрствования, не позволяя до конца проснуться, или же - заснуть.
Когда сердце начинает болеть, он наконец просыпается.
Когда он уходил из пещеры дракона, луна начинала сходить на нет, и теперь - видимо, прошло чуть больше половины лунного месяца, а значит - у него еще есть время, чтобы спасти брата.
Про которого он совсем забыл, так же, как забыл про себя, уйдя из драконьей пещеры с проклятым золотом, так же, как отойдя на несколько шагов - напрочь забыл, что он должен сделать и для чего.
Спасибо гадалке, ведь и вправду ему было нужно к королю.
Потому что то, что пожелал дракон, было в королевской сокровищнице.
И взять это мог с собой только тот, кто сам был драконом хотя бы немного.
А еще то, что пожелал дракон, требовало чужой крови.
То, что он забыл, было ли драконьим планом или не было - он не помнил.
Десяток раз он, будучи любопытной игрушкой для короля, свободно заходил в сокровищницу, но того, о чем просил его дракон, он не видел.
Золотые глаза дракона, такие же яркие, как Альков хвост теперь на солнце, тогда злорадно сияли.
Он попросил королевскую реликвию. Такую, о которой ходили только слухи, и, которой, может, и не было.
Но дракон уверил, что она была. Принадлежала она из всех домов королевскому дому Ландренов, тех, кто, каким-то невероятным образом, всегда обходил легко тяжелые засухи, мор, пожары и проливные дожди.
Дракон назначил платой за жизнь Трисама пузырек голубой крови младшего из основного рода Ландренов, и еще - чашу, золотую чашу, обвитую змеей с рубиновыми глазами, и узором внутри, похожим на те, что встречаются в развалинах древних храмов.
И проклял напоследок - так, чтобы Альк смог унести чашу с собой, будучи немного драконом, а вот если нет - то жить бы ему осталось не скоро, и сам бы стал он большим куском золотого металла.
Проклятое золото, видать, вместе с драконьим проклятьем, принесло с собой полусон и забвение, оставив только память о том, что запах он успел возненавидить.
Оставалось, правда, для Алька теперь загадкой - почему запах ощущали обычные люди, запах проклятого золота - ведь редко обычный человек его учует, и, уж тем более, ощутит его мерзость.
А кубка в сокровищнице не было.
Он мог зайти туда легко, и оттуда выйти так же легко, и пах он сам, как золото в сокровищнице, и казалось, что он сам - сокровище, и если бы кто шел по запаху, он не смог бы отличить Алька от золота вокруг.
Многое из сокровищ пахло кровью.
Но кровью пахло старой, древней, оставшейся с войн и междоусобиц. Или кровью простых людей, а кубок пил, ради исполнения желаний только кровь голубую, королевскую.
Отзвуки запахов, похожих на королевскую кровь, бродили, но ничего сильно ударяющего Альку в нос - не было.
Бесплодно обыскав сокровищницу, поискав тайные входы и выходы, Альк наконец задумался.
Будто проступало сквозь сон все то, чему он учился, пока был собой.
Золото, струившееся по нему, замедляло и замораживало его, уносило радость жизни, но делало будто бы при этом сильнее. И Альк, осознавший, что он - Альк, уже устал от этого золота, хотя не прошло и ночи. Хотелось снова в тяжкое забытье.
Говорят, что драконы все помнят.
Альк отогнал от себя желание забыться и стал вспоминать. Дом Ландренов - был болезненным домом, вечно больным и слабым, но позиций своих, среди всех королевских домов, ни разу не сдавшим.
И пшеница в этом году на полях королевства колосилась отменно, хотя этот и прошлый год - урожаи пшеницы на территории других домов становились хуже, что, к счастью, все же окупалось богатым урожаем других сельскохозяйственных культур.
А значит, скорее всего, кровавая плата за благополучие приносилась часто.
Там, где проливалась часто кровь - это чувствовалось. Запах уходящей жизни, запах причинения боли, запах... На бойнице, где забивали животных, пахло не так, как пахло в лечебнице, где отворяли кровь, а там, где рубили с плеч головы, пахло по-третьему.
Это Альк знал точно.
Драконы все помнят, и с трудом, с большим трудом, бродя ночью по коридорам дворца, Альк вытаскивал из полусна память о запахах, которые мог бы заметить, пока был здесь.
Пролитой голубой кровью не пахло. Как пахли члены рода Ландренов - Альк уже знал, как пахнет их кровь - догадывался.
Но так, чтобы пахло так, чтоб было понятно, что здесь много проливалась кровь - сколько вообще надо этой чаше, если дракон попросил пузырек всего, - Альк такого не замечал.
Больше всего пролитой кровью пахло рядом с женскими покоями.
Альк догадывался, почему. А еще потому, что младшая из рода - училась рукодельничать, и вечно, вечно колола руки о спицы.
Альк боялся, боялся почти так же, как когда говорил с драконом, потому что тело его - хоть и слушалось, все же, было совсем чужим, а о том, что творил он прошедшие две недели, и каков был уговор его с королем, он почти не помнил.
Первый ход: Когай А.И.
Название: Сокровище для дракона.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Горы золота: слитки и самородки, монеты с неизвестными гербами и профилями давно почивших королей, украшения, рабские браслеты с берегов Ру, доспехи, шлемы, мечи, - вокруг него. Он ждет, сжимая в когтистых лапах золотой кубок.
Золото в его глазах, переливается в вытянутых зрачках, которые пульсируют в такт его сердца: медленно, размеренно.
Его огонь тоже золотой, рождается где-то в длинном горле, и Альк, отступая от опаляющего жара на шаг, представляет, что и внутри дракон тоже - из золота.
Золото всюду.
читать дальшеКогда Трисам предложил отправиться в логово к чудовищу, Альк только посмеялся: младший брат любил выказывать безумные идеи, и мечтал о всяких глупостях, вроде женитьбы на принцессе, волшебном перстне, пиратских приключениях. Или, вот, дракона ограбить.
Но глупая и отчаянная мысль не давала Трисаму покоя, и однажды он собрал в заплечный мешок еду на три дня, чистую рубашку и штаны, прицепил к поясу топорик и отправился к гнезду дракона. Ускользнул непутевый альков братец ночью, в час между волком и серой кошкой - в самое темное и злое время.
Когда утром Альк хватился брата, тот уже был далеко.
Понять, куда отправляется дурак-Трисам, было не сложно - он весь месяц говорил о драконах и способах их умерщвления. Да и еды он взял ровно столько, чтобы хватило как раз до Белых Клыков.
Альк, наспех собираясь, сквозь зубы ругал глупого брата - мальчишка даже не подумал, как будет возвращаться домой с гор без еды. О том, что брат может и не вернуться, Альк старался не думать. Он надеялся вернуть Трисама уже к вечеру.
Но нагнать легконого и быстрого мальчишку, с малолетства бродившего с отцом по лесам и дорогам Семи Королевств, было невозможно. Особенно для книжного червя Алька, который в кресле и повозке провел больше времени, чем на своих двоих.
И, сбивая с непривычки ноги, Альк проклинал себя за то, что согласился приехать в это захолустье, где даже нормальной брички было не нанять. Да и толку с этой повозки - в лесу.
Еще Альк благодарил всех богов за то, что родился наполовину селком: он легко шел по следу младшего брата, отыскивая родной запах среди миллиона других.
Альк понял, что опоздал, когда едва не свалился прямо в драконье гнездо. Запах Трисама несомненно вел в пещеру, жадно распахнувшую свой зев. Слабый, почти погребенный под тяжелым ароматом золота, огня и времени.
Альк не знал, что делать.
Отец, пока еще был жив, всегда говорил: "не знаешь, куда идти дальше - ступай прямо. Смотри только вперед, и все будет в порядке"
И Альк теперь, стоя на пороге логова чудовища, вспомнил слова отца и поступил согласно его совету: сделал глубокий вдох и пошел прямо на обед к дракону.
Леммивинкс, Король Хомячков: второй ходвторой ход.
Как только сковывающий страх немного выпустил Алька из своих когтей, а в глазах перестали плясать разноцветные круги, вызванные яркой вспышкой пламени в темноте пещеры, юноша с ещё большим ужасом осознал, что дракон и не пытался его атаковать - он попросту вздохнул, пробуждаясь. Теперь чудовище с металлическим шелестом и под аккомпанемент звона рассыпающихся монет поднимало голову на гибкой шее, оглядывая пылающими в полумраке глазами своего гостя.
-Кто, - вероятно, таким голосом могла бы говорить доменная печь, обрети она дар речи, таким глубоким, рокочущим, отдающим сталью и с каждым словом, сопровождающимся волной жара, - кто пришёл ко мне незваным?
К разговору Альк вообще-то не был готов... Однако снести голову, сравнимую с ним самим по размеру, молодецким ударом он был готов ещё менее. А если дракон может говорить, значит, с ним можно и договориться, не так ли? С трудом сглотнув ком в горле, Альк начал крайне неуверенно:
-П-простите за беспокойство... Я... Я ищу своего брата...
Когай А.И.: третий ходтретий ход.
- Его? - Пророкотал дракон, поворачивая голову куда-то влево.
Альк неуверенно посмотрел в ту сторону и увидел золотую клетку, в которой сидел его непутевый брат: зачарованным взглядом Трисам наблюдал за разноцветными всполохами в глубине драгоценного камня, который он сжимал в руках.
- Что с ним? - Прошептал Альк, подходя ближе.
Трисам был бледен, словно смерть, и неотрывно глядел в кристалл. Альк забрался вплотную к клетке: со звоном осыпались монеты под его ногами, - и протянул брату руку сквозь прутья, но тот даже не повернулся.
- Что с ним? - Повторил Альк.
- Он платит за свою глупость. - Раздался грохот на головой. - Он вздумал ограбить дракона и теперь обречен глядеться в чужие сны до самой смерти.
Сото Соно: четвертый ходчетвертый ход.
- До самой смерти? Как? - слова вырываются из горла, только он их думает, и звучат в воздухе раньше, чем он собирается их сказать.
Громовым рокотом прокатывается драконий смех по пещере.
А Альк на секунду ловит здравую мысль за хвост - и думает: всякое заклятье можно снять.
Найти волшебника или поискать в книгах - чего только нет в книгах.
Или договориться с драконом. За смелость в старых книгах даруется везение и награда - а высшая награда ему - живой младший брат. Но слов Альк не знает верных, и раздумывать ему некогда.
- Он дорог мне, он - мой единственный брат. Он мечтатель, и совершил глупость - я надеялся остановить его, но не успел. Скажи мне - могу ли как-то я спасти его? Я прошу прощения за него - и себя - не уследил.
Человечичек: пятый ходпятый ход.
- О, да... я понимаю, - опять низким рокочущим смехом подавился дракон. - Понимаю...
И дракон опять замолчал. По его глазам было очень трудно определить, чувствует ли он что-то или ему все равно. Но растерявшемуся Альку что-то подсказало, что в этих странных, смотрящих в вечность глазах прячется лишь ленивая скучная насмешка и ни о каком человеческом понимании (конечно, насколько это возможно в данной ситуации) речи даже не идет. Будто дракон вроде смотрит и ждет что-то от него и одновременно словно опять впал в оцепенение.
- Так... кхмм, - Альк откашлялся. - Я смогу что-то сделать?
- Ооо... - опять этот горячий треск. - Конечно, ты очень многое можешь сделать.
Парень про себя выругался. Конечно может.
- А спасти брата я могу?
Дракон снова засмеялся, и, судя по тому, как он задумчиво водит золотым страшным когтем по звонким монетам под собой, что-то сделало его довольным.
- Я принимаю ваши прощения.
Неожиданно он тяжело и грузно поднял блестящее брюхо о подполз в сторону Алька. От сделал шаг назад, подальше от греха и когтей, и уперся в каменную стену. Дракон закреб от себя кучу золота.
- Хочешь? - пророкотал он. - Могу дать больше. Хочешь?.. Только уходи. Уходи без брата.
Альк опешил. Вот так. Называется, договорись с драконом.
- Спасибо большое за вашу щедрость, но боюсь, я должен все-таки отказаться. Мне бы брата вернуть...
Молодец, Альк, сказал себе парень. Сколько книжек перечитал - ну хоть ты тресни, не приносило счастье драконово это золото.
- Вот как, значит...
Дракон опять лег.
Когай А.И.: шестой ходшестой ход.
- Брат тебе дороже золота, значит? - Выдохнул дракон Альку в лицо.
Дыхание чудовища пахло металлом и огнем, и Альк, если бы мог, отступил. Но позади была стена, а под ногами - блестело золото, от которого он отказался. Проклятое, кровавое золото, которое губит его брата.
- Да. Дороже.
Голос Алька звучал твердо, но самому юноше казалось, что он звенит, словно монеты, будто сам его голос покрылся тяжелым золотым налетом. Золото вокруг него блестело, осыпалось тихим звоном, плавилось, стекая к ногам, словно вода, таяло в воздухе - с каждым вздохом Альк чувствовал запах металла, с каждым вздохом золото входило в его кровь и плоть, растворялось внутри и все окрашивало тусклым светом.
Альку казалось, что он и сам превращается в золотую скульптуру, и скоро в пещере станет больше сокровищ - и только его непутевый братец будет сидеть в клетке, глядя в радужные сполохи, пока чужеродное волшебство не выпьет его душу до дна.
- Трисам, - вспомнил Альк.
Трисам сидит в золотой клетке, Трисам ждет, когда старший брат спасет его.
Альк с трудом стряхнул с себя наваждение: золото исчезало из него, вытекая из сознания по капле, и теперь юноше больше не казалось, что вместо крови по венам течет расплавленный металл.
Альк медленно приоткрыл глаза и наткнулся на темный, жадный взгляд, полный огня и торжества. Но огонь в драконьих глазах померк, а золото зрачков стало медленно покрываться ржой, когда Альк медленно, хрипло повторил:
- Дороже.
Над головой загремел гром - дракон смеялся. Весело, от души, если есть у чудовищ душа.
Альк стоял ни жив, ни мертв, шептал про себя молитвы, все какие помнил.
Рокот, наконец, утих.
- Дороже. - В который раз повторил дракон, словно пробуя на вкус. - Так дорог тебе брат, что ты не взял моих сокровищ.
Зашелестели монеты, сброшенные вниз небрежным движением лапы.
- Так дорог, - почти промурлыкал дракон, - что ты даже сумел побороть мою магию.
Блеск монет стал невыносимым, и Альк почувствовал, что снова задыхается в золоте - но через мгновение наваждение исчезло.
- Забавно. - Дракон наклонился поближе к юноше, который едва дышал, но не отводил взгляда от глаз чудовища. - Ну что же, человек. Ты впечатлил меня. Твоя преданность брату достойна восхищения - хоть он и никчемный мальчишка.
Дракон посмотрел на Трисама, что по-прежнему сидел, глядя счастливыми глазами в камень.
- Я дам тебе шанс, человек, - чешуйчатая голова приблизилась к Альку, протяни он руку - дотронулся бы.
- Я дам тебе шанс: принеси мне одну вещь, что я назову тебе, до того, как луна совершит полный круг, и я отпущу твоего брата. И, чем боги не шутят, может вознагражу тебя... Но если ты не сможешь добыть мне то, о чем я прошу, или не успеешь к сроку - брата не увидишь никогда. Согласен?
Альк облизал пересохшие губы.
- Что я должен принести?
Золотые глаза вспыхнули торжеством.
Сото Соно: седьмой ход
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Говорят, королю он сдался потому, что знает, где лежит проклятое золото.
Говорят, что за душой у него самого ни гроша - и все наряды, которые у него бывают, оплачены из королевской казны, куда наведаться он может в любое время дня и ночи.
Еще говорят, что медленно, с каждым днем, мелкая чешуя все выше поднимается по его телу, а на ногах уже у него когти - и потому носит он такие большие ботинки.
Говорят, что самое страшное оружие его - хвост, о котором можно забыть, если видеть почти человеческий облик и притерпеться к запаху. Или, наоборот, забыть, будучи сраженным запахом и медленно скользя взглядом, разглядывая, будто язвы, позолоченные чешуей руки и начинающую отблескивать золотом кожу прекрасного лица.
Еще можно забыть обо всем - взглянув в его глаза. Издалека всякому понятно, что его взгляд с издевкой, маленький нос, тонкие губы и мутные глаза не предвещают ничего хорошего.
Говорят, что если долго на него смотреть, полюбишь без памяти, и умрешь от неразделенной любви - потому что сердце его - словно камень под слоем льда, и ни что не расколет его и не растопит.
Красота его дьявольская, неземная, издалека он - почти человек, если бы не странный, золотой отблеск кожи и живой, подвижный хвост. Волосы и лицо его - на самом деле, как у ангела или ребенка, если бы не взгляд, которым он смотит на вас, если бы не запах, который заставляет отойти с его дороги, а, лучше отбежать на десять шагов.
Говорят, волосы его, мягкие, нежные, и легкие, словно пух, слегка вьющиеся, похожие на нити белого золота, тоже дьявольский дар и проклятье - и что растут они так же, как и чешуя - с каждым днем понемногу.
Чем дальше ползет чешуя, тем диковиннее его одежды - позолота доползла до солнечного сплетения, и он больше не носит рубахи, и сверкает позолоченным брюхом, пока еще бледно-золотыми кистями рук и появляющимися чешуйками на его плечах. Хотя в безветренную погоду его волосы и так все скроют.
Хвост его, тонкий, длинный, сам по себе похожий на змею, прячется в длинных и диковинных воздушных юбках, созданных из легчайших, прозрачных тканей, развевающихся по ветру вместе с его ангельскими волосами. К счастью, или к не счастью - для придворных дам, легкомысленных девиц, молоденьких служанок, поварих и мудрых старых матрон-болтушек, он так же носит брюки из дорогой заморской кожи и ботинки, скрывая тем самым все, что произошло с телом его ниже пояса.
С каждым днем запах все сильнее.
Когда пришел он к дворцовым воротам, позолота касалась только его пяток, а хвост не достигал колен, а ангельские волосы только-только касались плеч.
А, быть может, королю сдался он потому, что пока рассказывал чудной гость о своем приключении, смотрел он - вместе с дворцовой свитой, на него так долго, что влюбился вместе со свитой в него без памяти, и нет никаких сил - отпустить его, али прикоснуться.
Так и ходит он по королевским садам, по дворцу, заставляя разбегаться всех в разные стороны, а ежели кто попытается напасть - говорят, он может слегка придушить хвостом или показать тонкие и острые клыки, совсем не похожие на обычные, человеческие зубы.
Ест он в одиночестве, и готовят ему отдельный зал для еды - и не пускает он стоять над его душой ни одну служанку, и, как говорят те, кто уносят и приносят ему еду - порой накрытый стол остается почти не тронутым, а порой сметает он все подчистую.
И никто не знает, ждет ли король чего-то, и почему не идет за проклятым золотом, а может, просто надо, чтобы мальчишка с легкими, как пух волосами, совсем оброс чешуей, вырастил крылья и провел короля прямо к проклятому золоту, если вспомнит уговор о том.
Но, говорят, драконы все помнят.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Если вылить на нее все лучшие духи королевства - неумолимый запах никуда не исчезает. Если отмывать сутки с мылом или простоять в чистой реке - запах останется, и слабнет он только под ветром или струями воды.
Золотом пахло в логове дракона, и, когда уходил он оттуда - смутно он уже помнит, чем все тогда кончилось, затхлый запах пошел следом, привязался к нему и не отстает.
А говорили - что деньги не пахнут.
Все, что у него было, когда он уходил - мешочек с золотыми монетами, от которого он в спешке избавился, в надежде, что уйдет прОклятый запах.
Осталась всего одна, древняя монета, которую он преподнес королю, чтобы доказать, что говорит правду.
Сейчас он красив, как бог, но ему опротивела его красота - а каким он был до встречи с драконом - он вовсе не помнит, а, может, в доме его просто не было зеркал.
Ум его мутнеет вместе с глазами, и порой он не помнит даже - что за дело у него к королю, и почему пришел он сюда.
Хотя, на самом деле, он этого точно не знает - но одна из монет, которые он в спешке отдал, была отдана старой, мудрой гадалке, из тех, что никогда не прячутся за мишурой и блеском магических побрякушек, и та сказала ему держать путь к королю, и что только там он найдет свое спасение.
Легкие, словно пух, волосы, на деле кажутся ему тяжелыми гирями, и тянут его голову назад, и невыносимо устает его шея держать этот груз, а если обрезать их - за ночь отрастут они снова.
Всякая одежда мешает ему, и задевает нежные чешуйки, но он смутно помнит, что одежда - то, что делает его человеком.
А еще внутри него горит огонь - и если приложить ткань к непокрытой чешуей коже, рано или поздно она загорится.
Когда чешуя переползает через нижние ребра и подбирается к самому сердцу, за окном светит недавно народившаяся луна, и сердце, собираясь скрыться под кружевом чешуи, начинает болеть. Он почти не ест и не спит - как будто то топливо, что превращает его в обросшее чешуей чудовище, удерживает его в постоянном состоянии полусна-полубодрствования, не позволяя до конца проснуться, или же - заснуть.
Когда сердце начинает болеть, он наконец просыпается.
Когда он уходил из пещеры дракона, луна начинала сходить на нет, и теперь - видимо, прошло чуть больше половины лунного месяца, а значит - у него еще есть время, чтобы спасти брата.
Про которого он совсем забыл, так же, как забыл про себя, уйдя из драконьей пещеры с проклятым золотом, так же, как отойдя на несколько шагов - напрочь забыл, что он должен сделать и для чего.
Спасибо гадалке, ведь и вправду ему было нужно к королю.
Потому что то, что пожелал дракон, было в королевской сокровищнице.
И взять это мог с собой только тот, кто сам был драконом хотя бы немного.
А еще то, что пожелал дракон, требовало чужой крови.
То, что он забыл, было ли драконьим планом или не было - он не помнил.
Десяток раз он, будучи любопытной игрушкой для короля, свободно заходил в сокровищницу, но того, о чем просил его дракон, он не видел.
Золотые глаза дракона, такие же яркие, как Альков хвост теперь на солнце, тогда злорадно сияли.
Он попросил королевскую реликвию. Такую, о которой ходили только слухи, и, которой, может, и не было.
Но дракон уверил, что она была. Принадлежала она из всех домов королевскому дому Ландренов, тех, кто, каким-то невероятным образом, всегда обходил легко тяжелые засухи, мор, пожары и проливные дожди.
Дракон назначил платой за жизнь Трисама пузырек голубой крови младшего из основного рода Ландренов, и еще - чашу, золотую чашу, обвитую змеей с рубиновыми глазами, и узором внутри, похожим на те, что встречаются в развалинах древних храмов.
И проклял напоследок - так, чтобы Альк смог унести чашу с собой, будучи немного драконом, а вот если нет - то жить бы ему осталось не скоро, и сам бы стал он большим куском золотого металла.
Проклятое золото, видать, вместе с драконьим проклятьем, принесло с собой полусон и забвение, оставив только память о том, что запах он успел возненавидить.
Оставалось, правда, для Алька теперь загадкой - почему запах ощущали обычные люди, запах проклятого золота - ведь редко обычный человек его учует, и, уж тем более, ощутит его мерзость.
А кубка в сокровищнице не было.
Он мог зайти туда легко, и оттуда выйти так же легко, и пах он сам, как золото в сокровищнице, и казалось, что он сам - сокровище, и если бы кто шел по запаху, он не смог бы отличить Алька от золота вокруг.
Многое из сокровищ пахло кровью.
Но кровью пахло старой, древней, оставшейся с войн и междоусобиц. Или кровью простых людей, а кубок пил, ради исполнения желаний только кровь голубую, королевскую.
Отзвуки запахов, похожих на королевскую кровь, бродили, но ничего сильно ударяющего Альку в нос - не было.
Бесплодно обыскав сокровищницу, поискав тайные входы и выходы, Альк наконец задумался.
Будто проступало сквозь сон все то, чему он учился, пока был собой.
Золото, струившееся по нему, замедляло и замораживало его, уносило радость жизни, но делало будто бы при этом сильнее. И Альк, осознавший, что он - Альк, уже устал от этого золота, хотя не прошло и ночи. Хотелось снова в тяжкое забытье.
Говорят, что драконы все помнят.
Альк отогнал от себя желание забыться и стал вспоминать. Дом Ландренов - был болезненным домом, вечно больным и слабым, но позиций своих, среди всех королевских домов, ни разу не сдавшим.
И пшеница в этом году на полях королевства колосилась отменно, хотя этот и прошлый год - урожаи пшеницы на территории других домов становились хуже, что, к счастью, все же окупалось богатым урожаем других сельскохозяйственных культур.
А значит, скорее всего, кровавая плата за благополучие приносилась часто.
Там, где проливалась часто кровь - это чувствовалось. Запах уходящей жизни, запах причинения боли, запах... На бойнице, где забивали животных, пахло не так, как пахло в лечебнице, где отворяли кровь, а там, где рубили с плеч головы, пахло по-третьему.
Это Альк знал точно.
Драконы все помнят, и с трудом, с большим трудом, бродя ночью по коридорам дворца, Альк вытаскивал из полусна память о запахах, которые мог бы заметить, пока был здесь.
Пролитой голубой кровью не пахло. Как пахли члены рода Ландренов - Альк уже знал, как пахнет их кровь - догадывался.
Но так, чтобы пахло так, чтоб было понятно, что здесь много проливалась кровь - сколько вообще надо этой чаше, если дракон попросил пузырек всего, - Альк такого не замечал.
Больше всего пролитой кровью пахло рядом с женскими покоями.
Альк догадывался, почему. А еще потому, что младшая из рода - училась рукодельничать, и вечно, вечно колола руки о спицы.
Альк боялся, боялся почти так же, как когда говорил с драконом, потому что тело его - хоть и слушалось, все же, было совсем чужим, а о том, что творил он прошедшие две недели, и каков был уговор его с королем, он почти не помнил.
@темы: Эстафета
-
-
11.06.2012 в 23:02-Кто, - вероятно, таким голосом могла бы говорить доменная печь, обрети она дар речи, таким глубоким, рокочущим, отдающим сталью и с каждым словом, сопровождающимся волной жара, - кто пришёл ко мне незваным?
К разговору Альк вообще-то не был готов... Однако снести голову, сравнимую с ним самим по размеру, молодецким ударом он был готов ещё менее. А если дракон может говорить, значит, с ним можно и договориться, не так ли? С трудом сглотнув ком в горле, Альк начал крайне неуверенно:
-П-простите за беспокойство... Я... Я ищу своего брата...
-
-
11.06.2012 в 23:20Альк неуверенно посмотрел в ту сторону и увидел золотую клетку, в которой сидел его непутевый брат: зачарованным взглядом Трисам наблюдал за разноцветными всполохами в глубине драгоценного камня, который он сжимал в руках.
- Что с ним? - Прошептал Альк, подходя ближе.
Трисам был бледен, словно смерть, и неотрывно глядел в кристалл. Альк забрался вплотную к клетке: со звоном осыпались монеты под его ногами, - и протянул брату руку сквозь прутья, но тот даже не повернулся.
- Что с ним? - Повторил Альк.
- Он платит за свою глупость. - Раздался грохот на головой. - Он вздумал ограбить дракона и теперь обречен глядеться в чужие сны до самой смерти.
-
-
31.07.2012 в 00:26Громовым рокотом прокатывается драконий смех по пещере.
А Альк на секунду ловит здравую мысль за хвост - и думает: всякое заклятье можно снять.
Найти волшебника или поискать в книгах - чего только нет в книгах.
Или договориться с драконом. За смелость в старых книгах даруется везение и награда - а высшая награда ему - живой младший брат. Но слов Альк не знает верных, и раздумывать ему некогда.
- Он дорог мне, он - мой единственный брат. Он мечтатель, и совершил глупость - я надеялся остановить его, но не успел. Скажи мне - могу ли как-то я спасти его? Я прошу прощения за него - и себя - не уследил.
-
-
09.08.2012 в 21:04И дракон опять замолчал. По его глазам было очень трудно определить, чувствует ли он что-то или ему все равно. Но растерявшемуся Альку что-то подсказало, что в этих странных, смотрящих в вечность глазах прячется лишь ленивая скучная насмешка и ни о каком человеческом понимании (конечно, насколько это возможно в данной ситуации) речи даже не идет. Будто дракон вроде смотрит и ждет что-то от него и одновременно словно опять впал в оцепенение.
- Так... кхмм, - Альк откашлялся. - Я смогу что-то сделать?
- Ооо... - опять этот горячий треск. - Конечно, ты очень многое можешь сделать.
Парень про себя выругался. Конечно может.
- А спасти брата я могу?
Дракон снова засмеялся, и, судя по тому, как он задумчиво водит золотым страшным когтем по звонким монетам под собой, что-то сделало его довольным.
- Я принимаю ваши прощения.
Неожиданно он тяжело и грузно поднял блестящее брюхо о подполз в сторону Алька. От сделал шаг назад, подальше от греха и когтей, и уперся в каменную стену. Дракон закреб от себя кучу золота.
- Хочешь? - пророкотал он. - Могу дать больше. Хочешь?.. Только уходи. Уходи без брата.
Альк опешил. Вот так. Называется, договорись с драконом.
- Спасибо большое за вашу щедрость, но боюсь, я должен все-таки отказаться. Мне бы брата вернуть...
Молодец, Альк, сказал себе парень. Сколько книжек перечитал - ну хоть ты тресни, не приносило счастье драконово это золото.
- Вот как, значит...
Дракон опять лег.
-
-
09.08.2012 в 23:42Дыхание чудовища пахло металлом и огнем, и Альк, если бы мог, отступил. Но позади была стена, а под ногами - блестело золото, от которого он отказался. Проклятое, кровавое золото, которое губит его брата.
- Да. Дороже.
Голос Алька звучал твердо, но самому юноше казалось, что он звенит, словно монеты, будто сам его голос покрылся тяжелым золотым налетом. Золото вокруг него блестело, осыпалось тихим звоном, плавилось, стекая к ногам, словно вода, таяло в воздухе - с каждым вздохом Альк чувствовал запах металла, с каждым вздохом золото входило в его кровь и плоть, растворялось внутри и все окрашивало тусклым светом.
Альку казалось, что он и сам превращается в золотую скульптуру, и скоро в пещере станет больше сокровищ - и только его непутевый братец будет сидеть в клетке, глядя в радужные сполохи, пока чужеродное волшебство не выпьет его душу до дна.
- Трисам, - вспомнил Альк.
Трисам сидит в золотой клетке, Трисам ждет, когда старший брат спасет его.
Альк с трудом стряхнул с себя наваждение: золото исчезало из него, вытекая из сознания по капле, и теперь юноше больше не казалось, что вместо крови по венам течет расплавленный металл.
Альк медленно приоткрыл глаза и наткнулся на темный, жадный взгляд, полный огня и торжества. Но огонь в драконьих глазах померк, а золото зрачков стало медленно покрываться ржой, когда Альк медленно, хрипло повторил:
- Дороже.
Над головой загремел гром - дракон смеялся. Весело, от души, если есть у чудовищ душа.
Альк стоял ни жив, ни мертв, шептал про себя молитвы, все какие помнил.
Рокот, наконец, утих.
- Дороже. - В который раз повторил дракон, словно пробуя на вкус. - Так дорог тебе брат, что ты не взял моих сокровищ.
Зашелестели монеты, сброшенные вниз небрежным движением лапы.
- Так дорог, - почти промурлыкал дракон, - что ты даже сумел побороть мою магию.
Блеск монет стал невыносимым, и Альк почувствовал, что снова задыхается в золоте - но через мгновение наваждение исчезло.
- Забавно. - Дракон наклонился поближе к юноше, который едва дышал, но не отводил взгляда от глаз чудовища. - Ну что же, человек. Ты впечатлил меня. Твоя преданность брату достойна восхищения - хоть он и никчемный мальчишка.
Дракон посмотрел на Трисама, что по-прежнему сидел, глядя счастливыми глазами в камень.
- Я дам тебе шанс, человек, - чешуйчатая голова приблизилась к Альку, протяни он руку - дотронулся бы.
- Я дам тебе шанс: принеси мне одну вещь, что я назову тебе, до того, как луна совершит полный круг, и я отпущу твоего брата. И, чем боги не шутят, может вознагражу тебя... Но если ты не сможешь добыть мне то, о чем я прошу, или не успеешь к сроку - брата не увидишь никогда. Согласен?
Альк облизал пересохшие губы.
- Что я должен принести?
Золотые глаза вспыхнули торжеством.
-
-
28.08.2012 в 02:24Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Говорят, королю он сдался потому, что знает, где лежит проклятое золото.
Говорят, что за душой у него самого ни гроша - и все наряды, которые у него бывают, оплачены из королевской казны, куда наведаться он может в любое время дня и ночи.
Еще говорят, что медленно, с каждым днем, мелкая чешуя все выше поднимается по его телу, а на ногах уже у него когти - и потому носит он такие большие ботинки.
Говорят, что самое страшное оружие его - хвост, о котором можно забыть, если видеть почти человеческий облик и притерпеться к запаху. Или, наоборот, забыть, будучи сраженным запахом и медленно скользя взглядом, разглядывая, будто язвы, позолоченные чешуей руки и начинающую отблескивать золотом кожу прекрасного лица.
Еще можно забыть обо всем - взглянув в его глаза. Издалека всякому понятно, что его взгляд с издевкой, маленький нос, тонкие губы и мутные глаза не предвещают ничего хорошего.
Говорят, что если долго на него смотреть, полюбишь без памяти, и умрешь от неразделенной любви - потому что сердце его - словно камень под слоем льда, и ни что не расколет его и не растопит.
Красота его дьявольская, неземная, издалека он - почти человек, если бы не странный, золотой отблеск кожи и живой, подвижный хвост. Волосы и лицо его - на самом деле, как у ангела или ребенка, если бы не взгляд, которым он смотит на вас, если бы не запах, который заставляет отойти с его дороги, а, лучше отбежать на десять шагов.
Говорят, волосы его, мягкие, нежные, и легкие, словно пух, слегка вьющиеся, похожие на нити белого золота, тоже дьявольский дар и проклятье - и что растут они так же, как и чешуя - с каждым днем понемногу.
Чем дальше ползет чешуя, тем диковиннее его одежды - позолота доползла до солнечного сплетения, и он больше не носит рубахи, и сверкает позолоченным брюхом, пока еще бледно-золотыми кистями рук и появляющимися чешуйками на его плечах. Хотя в безветренную погоду его волосы и так все скроют.
Хвост его, тонкий, длинный, сам по себе похожий на змею, прячется в длинных и диковинных воздушных юбках, созданных из легчайших, прозрачных тканей, развевающихся по ветру вместе с его ангельскими волосами. К счастью, или к не счастью - для придворных дам, легкомысленных девиц, молоденьких служанок, поварих и мудрых старых матрон-болтушек, он так же носит брюки из дорогой заморской кожи и ботинки, скрывая тем самым все, что произошло с телом его ниже пояса.
С каждым днем запах все сильнее.
Когда пришел он к дворцовым воротам, позолота касалась только его пяток, а хвост не достигал колен, а ангельские волосы только-только касались плеч.
А, быть может, королю сдался он потому, что пока рассказывал чудной гость о своем приключении, смотрел он - вместе с дворцовой свитой, на него так долго, что влюбился вместе со свитой в него без памяти, и нет никаких сил - отпустить его, али прикоснуться.
Так и ходит он по королевским садам, по дворцу, заставляя разбегаться всех в разные стороны, а ежели кто попытается напасть - говорят, он может слегка придушить хвостом или показать тонкие и острые клыки, совсем не похожие на обычные, человеческие зубы.
Ест он в одиночестве, и готовят ему отдельный зал для еды - и не пускает он стоять над его душой ни одну служанку, и, как говорят те, кто уносят и приносят ему еду - порой накрытый стол остается почти не тронутым, а порой сметает он все подчистую.
И никто не знает, ждет ли король чего-то, и почему не идет за проклятым золотом, а может, просто надо, чтобы мальчишка с легкими, как пух волосами, совсем оброс чешуей, вырастил крылья и провел короля прямо к проклятому золоту, если вспомнит уговор о том.
Но, говорят, драконы все помнят.
Золотом пахнет его чешуя, горьким, скверным запахом.
Если вылить на нее все лучшие духи королевства - неумолимый запах никуда не исчезает. Если отмывать сутки с мылом или простоять в чистой реке - запах останется, и слабнет он только под ветром или струями воды.
Золотом пахло в логове дракона, и, когда уходил он оттуда - смутно он уже помнит, чем все тогда кончилось, затхлый запах пошел следом, привязался к нему и не отстает.
А говорили - что деньги не пахнут.
Все, что у него было, когда он уходил - мешочек с золотыми монетами, от которого он в спешке избавился, в надежде, что уйдет прОклятый запах.
Осталась всего одна, древняя монета, которую он преподнес королю, чтобы доказать, что говорит правду.
Сейчас он красив, как бог, но ему опротивела его красота - а каким он был до встречи с драконом - он вовсе не помнит, а, может, в доме его просто не было зеркал.
Ум его мутнеет вместе с глазами, и порой он не помнит даже - что за дело у него к королю, и почему пришел он сюда.
Хотя, на самом деле, он этого точно не знает - но одна из монет, которые он в спешке отдал, была отдана старой, мудрой гадалке, из тех, что никогда не прячутся за мишурой и блеском магических побрякушек, и та сказала ему держать путь к королю, и что только там он найдет свое спасение.
Легкие, словно пух, волосы, на деле кажутся ему тяжелыми гирями, и тянут его голову назад, и невыносимо устает его шея держать этот груз, а если обрезать их - за ночь отрастут они снова.
Всякая одежда мешает ему, и задевает нежные чешуйки, но он смутно помнит, что одежда - то, что делает его человеком.
А еще внутри него горит огонь - и если приложить ткань к непокрытой чешуей коже, рано или поздно она загорится.
Когда чешуя переползает через нижние ребра и подбирается к самому сердцу, за окном светит недавно народившаяся луна, и сердце, собираясь скрыться под кружевом чешуи, начинает болеть. Он почти не ест и не спит - как будто то топливо, что превращает его в обросшее чешуей чудовище, удерживает его в постоянном состоянии полусна-полубодрствования, не позволяя до конца проснуться, или же - заснуть.
Когда сердце начинает болеть, он наконец просыпается.
-
-
28.08.2012 в 02:25Про которого он совсем забыл, так же, как забыл про себя, уйдя из драконьей пещеры с проклятым золотом, так же, как отойдя на несколько шагов - напрочь забыл, что он должен сделать и для чего.
Спасибо гадалке, ведь и вправду ему было нужно к королю.
Потому что то, что пожелал дракон, было в королевской сокровищнице.
И взять это мог с собой только тот, кто сам был драконом хотя бы немного.
А еще то, что пожелал дракон, требовало чужой крови.
То, что он забыл, было ли драконьим планом или не было - он не помнил.
Десяток раз он, будучи любопытной игрушкой для короля, свободно заходил в сокровищницу, но того, о чем просил его дракон, он не видел.
Золотые глаза дракона, такие же яркие, как Альков хвост теперь на солнце, тогда злорадно сияли.
Он попросил королевскую реликвию. Такую, о которой ходили только слухи, и, которой, может, и не было.
Но дракон уверил, что она была. Принадлежала она из всех домов королевскому дому Ландренов, тех, кто, каким-то невероятным образом, всегда обходил легко тяжелые засухи, мор, пожары и проливные дожди.
Дракон назначил платой за жизнь Трисама пузырек голубой крови младшего из основного рода Ландренов, и еще - чашу, золотую чашу, обвитую змеей с рубиновыми глазами, и узором внутри, похожим на те, что встречаются в развалинах древних храмов.
И проклял напоследок - так, чтобы Альк смог унести чашу с собой, будучи немного драконом, а вот если нет - то жить бы ему осталось не скоро, и сам бы стал он большим куском золотого металла.
Проклятое золото, видать, вместе с драконьим проклятьем, принесло с собой полусон и забвение, оставив только память о том, что запах он успел возненавидить.
Оставалось, правда, для Алька теперь загадкой - почему запах ощущали обычные люди, запах проклятого золота - ведь редко обычный человек его учует, и, уж тем более, ощутит его мерзость.
А кубка в сокровищнице не было.
Он мог зайти туда легко, и оттуда выйти так же легко, и пах он сам, как золото в сокровищнице, и казалось, что он сам - сокровище, и если бы кто шел по запаху, он не смог бы отличить Алька от золота вокруг.
Многое из сокровищ пахло кровью.
Но кровью пахло старой, древней, оставшейся с войн и междоусобиц. Или кровью простых людей, а кубок пил, ради исполнения желаний только кровь голубую, королевскую.
Отзвуки запахов, похожих на королевскую кровь, бродили, но ничего сильно ударяющего Альку в нос - не было.
Бесплодно обыскав сокровищницу, поискав тайные входы и выходы, Альк наконец задумался.
Будто проступало сквозь сон все то, чему он учился, пока был собой.
Золото, струившееся по нему, замедляло и замораживало его, уносило радость жизни, но делало будто бы при этом сильнее. И Альк, осознавший, что он - Альк, уже устал от этого золота, хотя не прошло и ночи. Хотелось снова в тяжкое забытье.
Говорят, что драконы все помнят.
Альк отогнал от себя желание забыться и стал вспоминать. Дом Ландренов - был болезненным домом, вечно больным и слабым, но позиций своих, среди всех королевских домов, ни разу не сдавшим.
И пшеница в этом году на полях королевства колосилась отменно, хотя этот и прошлый год - урожаи пшеницы на территории других домов становились хуже, что, к счастью, все же окупалось богатым урожаем других сельскохозяйственных культур.
А значит, скорее всего, кровавая плата за благополучие приносилась часто.
Там, где проливалась часто кровь - это чувствовалось. Запах уходящей жизни, запах причинения боли, запах... На бойнице, где забивали животных, пахло не так, как пахло в лечебнице, где отворяли кровь, а там, где рубили с плеч головы, пахло по-третьему.
Это Альк знал точно.
Драконы все помнят, и с трудом, с большим трудом, бродя ночью по коридорам дворца, Альк вытаскивал из полусна память о запахах, которые мог бы заметить, пока был здесь.
Пролитой голубой кровью не пахло. Как пахли члены рода Ландренов - Альк уже знал, как пахнет их кровь - догадывался.
Но так, чтобы пахло так, чтоб было понятно, что здесь много проливалась кровь - сколько вообще надо этой чаше, если дракон попросил пузырек всего, - Альк такого не замечал.
Больше всего пролитой кровью пахло рядом с женскими покоями.
Альк догадывался, почему. А еще потому, что младшая из рода - училась рукодельничать, и вечно, вечно колола руки о спицы.
Альк боялся, боялся почти так же, как когда говорил с драконом, потому что тело его - хоть и слушалось, все же, было совсем чужим, а о том, что творил он прошедшие две недели, и каков был уговор его с королем, он почти не помнил.
-
-
20.12.2013 в 07:47